Не прощаюсь (с иллюстрациями). Борис Акунин

все слезы и умрет. Но вы правы. Я должен быть с нею. Знаете, мы сорок пять лет вместе, и никогда не расставались. Она даже на Турецкую войну за мной поехала. Была под Плевной в лазарете, сестрой милосердия.

      – Под Плевной?

      Фандорин попытался представить, как выглядели Чернышевы сорок лет назад, у стен турецкой твердыни. Он – молодой инженер, она – хрупкая, но, должно быть, решительная молоденькая дама.

      – Вы тоже там были? – Александр Ксенофонтович посмотрел на него точно таким же взглядом – взглядом товарища по давно ушедшему времени. – Господи, зачем мы до всего этого дожили?

      – Вы ведь Господа спрашиваете? – пожал плечами Фандорин. – Пусть Он и отвечает… Давайте отвезем графиню домой. Вы, я полагаю, недалеко живете?

      – Совсем близко, в Петроверигском переулке. Но вы сами еле ходите. Вам, должно быть, трудно стоять? Что у вас со здоровьем?

      – Последствия ранения. Ничего. Если за что-нибудь держаться, могу идти.

      Они вдвоем взялись за спинку кресла – Чернышев тоже стоял на ногах нетвердо. Покатили.

      – Правы вы и в том, что Аполлинарии Львовне в некотором роде повезло с безумием, – тихо сказал генерал. – В своем ступоре она безмятежна и, в сущности, даже счастлива. Во всяком случае, была. Но теперь начнется ад…

      Поймав сочувственный взгляд прохожего, Фандорин вдруг словно увидел их троицу со стороны: два немощных старика медленно везут куда-то полумертвую старушку. Так оно и есть.

      А старушка вдруг ожила. И сразу беспокойно зашарила по груди рукой.

      – Мишенька, где Мишенька?

      – Дома. Мы забыли его дома, – быстро ответил Чернышев и шепнул: – Я не вынесу, если она снова начнет кричать на всю улицу.

      – Домой, домой! – потребовала графиня.

      Генерал содрогнулся, пробормотал:

      – Господи, что будет…

      Только теперь Эраст Петрович сказал то, что следовало сказать с самого начала:

      – Я верну вам фотографию и локон. – Поправился: – Попытаюсь вернуть.

      – Да как же? Вы в каталке. И где теперь искать этого негодяя?

      – Каковы его приметы?

      Александр Ксенофонтович растерянно стал перечислять:

      – Высокий. В черном плаще с пелериной. Широкополая шляпа, тоже черная – знаете, «Гарибальди». Черная борода. Одно слово – анархист.

      – Найду. С такой внешностью – найду.

      У генерала увлажнились глаза.

      – Я знаю, вы говорите это из жалости. Чтобы утешить. Но все равно спасибо. А если… если каким-то чудом получится… – Во взгляде вдруг блеснула надежда. – Не провожайте нас дальше. Я доведу Полю до дома. А вы поспешите! Наш адрес – Петроверигский переулок, бывший дом графа Чернышева. Домком выделил нам дворницкую. Вставай, Поленька, освободи кресло для господина Фандорина.

      Эраст Петрович спорить не стал. Нужно было торопиться, пока черный Гарибальди не растворился в миллионном городе.

      – Да как же вы его теперь найдете? Прошло не меньше двадцати минут! Бросьте, это невозможно! –