Та, что превращает время в пыль. Кармаль Герцен

то, что перешло ей в наследство, безбедная жизнь была бы ей обеспечена.

      Я прохаживалась по гулкому мраморному вестибюлю, спускалась по парадной лестнице, скользя пальцами по резным дубовым перилам, распахивала створки украшенного лиственным орнаментом массивного гардероба, разжигала огонь в отделанном мрамором камине, едва веря, что на целое лето все это принадлежало мне одной. Мама заканчивала свои дела в Ветшфуре, чтобы к началу учебного года переехать в Ант-Лейк, «в этот богом забытый городишко».

      В детстве бабушка часто рассказывала мне о «Лавандовом приюте». Кажется, с его названием была связана какая-то давняя и романтичная история, и жаль, что со временем я ее позабыла. Зато я хорошо помнила слова бабушки о том, что это место обладает своей собственной уникальной силой, что здесь, в «Лавандовом приюте», грань между реальностью и сверхъестественным очень тонка.

      Когда я была малышкой, мне очень нравилось слушать рассказы бабушки о «Лавандовом приюте». Я верила, что если прислушаться к стону ветра в трубах, то станет ясно, что это вовсе не ветер, а плач потерянной в четырех стенах души – потерянной и одинокой. Верила, что на чердаке живет призрак девочки по имени Тили. Что, если сильно захотеть, можно увидеть полустертые, размытые кадры из ее жизни – война, холод и голод. Я верила в то, что бабушку посещали видения из жизни не только Тили, но и жизни тех, кто когда-либо жил в «Лавандовом приюте». Помню, как завидовала ей, когда впервые услышала об этом – представить только, она могла прожить чужую жизнь! Бабушка рассказывала мне, что в особняке сохранились вещи их бывших хозяев, которым она отделила целую комнату, назвав ее «комнатой памяти», и иногда, прикасаясь к этим вещам, она видела краткие вспышки – эпизоды из чужих жизней.

      Помню, отец ругался на бабушку за ее «сказки», особенно те, что были связаны с призраками – слишком печальными и пугающими они были для меня, тогда еще совсем малышки. Но она твердо стояла на своем: «Это не сказки, Мартин. Это правда».

      Я росла, и очарование этих историй угасало. Возможно, причиной этому было то, что росла я в ярком и беспокойном Ветшфуре, куда мы переехали с отцом и матерью в мои шесть лет, где сама мысль о призраках и истонченных завесах реальности внушала разве что скептическую усмешку. Я росла циником и скептиком, и все меньше верила в сказки о «Лавандовом приюте». Сейчас эти истории были для меня олицетворением того времени, когда наша семья была крепка как никогда. Бабушка была жива, мама не ушла от отца, а отец не завел себе новую семью – с такой легкостью отказавшись от старой.

      И вот теперь, после десяти лет, проведенных в суете столицы, я вернулась туда, где прошли первые годы моей жизни – в «Лавандовый приют».

      Я влюбилась в этот дом с первого взгляда. Да, особняк казался немного старомодным, но это лишь придавало ему особой, неповторимый шарм. Да, чуть-чуть поскрипывали полы, а штукатурка кое-где пожелтела и осыпалась. И все же дом был наполнен светом и уютом. Восторженная, я переходила из комнаты в комнату – огромная спальня, немного тесный кабинет с камином и роскошным столом у окна. Мебель старомодная, как и весь «Лавандовый приют», но добротная. Когда мама приедет, наймет рабочих – что-то нужно будет обновить, что-то подлатать… но менять дом полностью, изгонять из него дух старины я не хотела. В память о бабушке, в память о доме, который наполнил мое детство чудесами и тайнами.

      То, что из-за переезда в Ант-Лейк мне пришлось перевестись в другую школу, ни капли меня не беспокоило – я любила новые впечатления и новые знакомства, и начала учебного года в незнакомой школе ждала с нетерпением.

      Я никогда не любила откладывать дела на потом. Несмотря на усталость, целый день я потратила на то, чтобы распаковать коробки и разложить вещи по шкафам. Часть я перевезла в «Лавандовый приют» из нашей с мамой квартиры в Ветшфуре, часть оставила подруге, которая теперь поселилась в ней. Зато мама – не стоит и сомневаться – в Ант-Лейк вернется с горой чемоданов… и, судя по всему, моим новым будущим отчимом. Я вздохнула со смешанным чувством. Перемены, перемены…

      Первая ночь в «Лавандовом приюте» прошла чересчур спокойно для дома, населенном призраками. Не знаю, что именно бабушка имела ввиду, говоря об истончении завесы между двумя реальностями, но спала я крепким и спокойным сном.

      Странности начались на следующий же день – второй день моего пребывания в «Лавандовом приюте».

      Это было похоже на слабое дуновение воздуха, прохладным шлейфом скользнувшее по моей щеке – будто навстречу мне прошел кто-то невидимый, но способный всколыхнуть воздух между нами. Мороз побежал по коже, но в тот, первый раз, я списала все на излишне живое воображение, которое подхлестывали рассказы о «Лавандовом приюте». Было и еще кое-что – шорох в соседней комнате, негромкий стук чего-то легкого упавшего на пол – ручки или блокнота. Иногда мне казалось, что краем глаза я ловлю какое-то движение. Оборачиваюсь – ничего.

      «Розали, это просто нервы», – убеждала я саму себя, пытаясь выровнять сбившееся дыхание.

      Ничего удивительного – я попала в «дом с призраками», о котором слышала с самого детства – вот и фантазия разыгралась. Ночь, старинный особняк – все атрибуты для