Пересмешник. Уолтер Тевис

сказала она.

      Мужчина вскипел.

      – Ладно, – сказал он. – Тогда дайте мне к ней «Супершеф».

      – С «Золотистой картошечкой фри»?

      – Да.

      – Извините, сэр, но автомат, готовящий «Супершеф», сегодня плохо работает. У нас есть «Синтояйца», эрзацбекон и «Хрустящие тостики».

      Мгновение казалось, что мужчина заорет, но он просто сунул руку в нагрудный карман, достал серебряную таблетницу и закинул в рот три зеленых сопора. Лицо его тут же сделалось безмятежным, и он заказал тосты.

      День сорок второй

      Она со мной в библиотеке! Спит сейчас на толстом ковре в пустой комнате дальше по коридору.

      Я расскажу, как это случилось.

      Я принял решение больше не ходить в зоопарк. Но вчера я весь день о ней думал. Это не секс и не та «любовь», про которую почти все фильмы. Я могу объяснить себе это только одним способом: она – самый интересный человек, какого мне довелось встретить.

      Думаю, не научись я читать, она бы меня не заинтересовала. Только напугала.

      Вчера после ланча я поехал в зоопарк. Был четверг, так что шел дождь. На улицах никого не было, кроме роботов-недоумков, которые опорожняли мусорные баки, подстригали колючие изгороди, работали в парках и городских садах.

      В Доме Рептилий я ее не нашел и очень испугался, что она ушла совсем и я ее не найду. Я сел на скамейку, чтобы ее подождать, но не усидел и вышел пройтись. Сперва я посмотрел на змей. Питонью клетку починили, однако самого питона в ней не было: вместо него там оказались четыре или пять гремучих змей. Они трясли своими гремушками с тем же задором, с каким дети снаружи еле мороженое.

      Наконец мне надоело смотреть на их суетливые движения, а поскольку дождь прекратился, я вышел наружу.

      На дорожке стоял ребенок – из тех пяти или такой же. Из-за дождливой погоды посетителей в зоопарке почти не было, и ребенок решил исполнить что-то вроде спектакля для меня одного. Он подошел и сказал:

      – Здравствуйте. Правда ведь приятно смотреть на животных?

      Я молча пошел прочь, но слышал за собой его шаги. Дорожка вела к острову за рвом. На острове паслись зебры.

      – Ух ты! – сказал ребенок. – Как сегодня зебры разрезвились!

      Что-то в нем разбудило во мне то, чего я не позволял себе чувствовать с детства: злость. Я развернулся и в ярости уставился на веснушчатого карапуза.

      – Отвали, робот, – сказал я.

      Он, не глядя на меня, начал:

      – Зебры…

      – Отвали, – повторил я.

      Он резко повернулся и запрыгал по другой дорожке.

      У меня осталось приятное чувство, хотя я не был твердо уверен, что он робот. Вроде бы роботы должны отличаться цветными мочками ушей, но я, сколько себя помню, слышал разговоры, что это не всегда так.

      Некоторое время я пытался смотреть на зебр, но не мог сосредоточиться на них из-за разнообразия ощущений: странной радости оттого, что заставил умолкнуть ребенка (или кто он там был), и целой группы смешанных чувств по поводу девушки, из которых сильнее всего был страх, что она