.

оставляли все на потом. Если у большевиков имелась зримая (хотя явно демагогическая) программа – земля, мир, власть народу, то у белых – только абстрактные рассуждения о «единой и неделимой», которым мало кто доверял, наблюдая сотрудничество «борцов за свободную Россию» с оккупационными войсками Германии и Антанты.

      Генерал Деникин так сформулировал краткую платформу Белого движения:

      «Мы боремся за самое бытие России, не преследуем никаких реакционных целей, не поддерживаем интересы какой-либо одной политической партии и не покровительствуем никакому отдельному сословию. Мы не предрешаем ни будущего государственного устройства, ни путей и способов, коими Русский народ объявит свою волю».

      Декларируя желание «спасти Россию», деникинские идеологи, среди которых ведущее место занимали масоны, не могли понять, что спасти Россию можно только через спасение ее самобытных тысячелетних начал – Православие, Самодержавие, Народность. Но для них эти понятия носили реакционный характер. Якобы не предопределяя будущее государственного устройства, идеологи Белого движения уже заранее заявляли, что не преследуют реакционных целей – реставрации монархии. В речи руководителя русского воинства не нашлось места Православию. Конечно, среди участников Белого движения было немало благочестивых людей, сражавшихся за поруганную веру, против богоборческой власти. «Но вера христианская поругалась и белыми офицерами… Большинство (из них) было равнодушно к Церкви»[185].

      По воспоминаниям современников, после одного из сражений летом 1920 года протоиерей Андроник Федоров отпевал убитых, тела которых лежали перед ним на голой земле. А в это время, заглушая панихиду, из вагона казачьего генерала Бабичева неслись пьяные голоса бражников, ревущих похабные частушки, разудалые звуки оркестра и топот пляски. Другой белый генерал – Ф.Ф. Абрамов, глумился над Священным Писанием: «Помилуйте, отец Андроник хочет всех нас уверить в непорочном зачатии Иисуса Христа… Ну можно ли говорить такие вещи в штабной церкви, где присутствуют столько образованных людей. Я наблюдал за офицерами, и они почти все улыбались во время разглагольствования батюшки на эту пикантную тему»[186].

      Безусловно, Патриарх Тихон знал о безбожии значительной части офицеров Белой армии, знал он и о масонском окружении (или даже личной принадлежности к масонским ложам) многих руководителей Белого движения. По-видимому, именно поэтому он отказался благословить Белое движение. Как писал впоследствии известный церковный деятель князь Г.И. Трубецкой, «я не просил разрешения Патриарха передать его благословение войскам Добровольческой армии, и Святейшему Тихону не пришлось мне в этом отказывать, но я просил разрешения его Святейшества передать от его имени благословение лично одному из видных участников Белого движения при условии соблюдения полной тайны. Патриарх, однако, не счел и это для себя возможным». Но

185

История Русской Церкви, 1917–1990. С. 35.

186

История Русской Церкви, 1917–1990. С. 35–36.