Гастроли. «Записки музыканта». Владислав Вишневский

владело мной – сильный и страшный голод. Я сейчас, казалось, мог съесть целого быка, хоть в жареном, хоть в варёном виде. Но, то-ль-ко-це-ли-ко-ом!

      В комнате солнечно и пусто, – я один. А где же бабулька, моя лечительница-мучительница, Арина Родионовна, которая? Нету её нигде. Ушла, покинула, меня моя старушка… бросила. А который сейчас час? На моих – двенадцать дня. О! Да у меня же ничего не болит, замечаю, даже голова не кружится. Только слабость и сильный голод. Значит, срочно вставать… Сбрасываю одеяло. Я в какой-то чужой пижаме… Это когда ж я так стильно приоделся-то? Не помню. Это, видать, бабуля меня и переодела – молодец. И как это она смогла… большого и тяжёлого? Не успеваю встать, входит моя няня.

      – А-а, просну-улся? Ну што-о, болезный, вы-ыздоровел? – говорит так же распевно, радуясь, улыбается моя спасительница-доктор. – Будешь вставать, али ещё полежишь, маненько, а, сынок? – беспокоится за меня бабуля.

      – Нет-нет, уже здоров, спасибо. Нам же ехать нужно, – тороплюсь я, перебирая свою одежду.

      Устало присев на свободный табурет, няня спокойно наблюдает за моими суетливыми приготовлениями. Маленькая, седенькая, сгорбленная…

      – А наши все где?

      – Да тута они все-е, за сте-енкой. Испережива-алися за тебя тут. Всю-ю ночь бегали, заглядывали, – осуждающе машет на них рукой няня.

      Да, точно, я их видел – вспоминаю ночное видение, значит, не мираж это был. Быстро переодеваюсь, от смущения путаясь в штанинах брюк.

      – Я, это… спасибо вам за всё, – мямлю, совершенно теряясь оттого, что не знаю, как в таких случаях нужно благодарить. По-моему, она всю ночь около меня сидела.

      – Да ладно, ладно. Ерунда это… Штоб, здоровый вот был, и ладно, – чуть смущаясь, отмахивается няня.

      – Спасибо вам! – на меня вдруг накатывает чувство любви, тепла, нежности к этой маленькой, сухонькой, сгорбленной незнакомой старушке. Которая смогла вот так вот, запросто, всю ночь, выхаживать меня, чужого, незнакомого, выгонять из меня мою больную хворь. Как её отблагодарить? Не знаю. Неожиданно для себя неловко обнимаю её, и тычусь губами в её мягкую и тёплую щёку. – Спасибо!

      – Ну-ну, не болей боле, – пряча глаза, отмахивается няня и останавливает меня, – да иди уж, иди. Я сама тут приберу, – говорит она, видя, что я собираюсь кажется заправлять постель. – Та-ам ваши все уже, давно ждут.

5

      Опять едем. Дремлем, раскачиваясь в такт движению машины. Автобус – всё тот же пазик-тазик – бодро и весело катит по ярко освещённой солнцем просёлочной дороге. Наши женщины сидят впереди, на капоте и на переднем боковом месте кондуктора, греются. Конечно, там мотор, там для них теплее. Затем, на первых рядах, разместились мы, мужчины, и дальше, всё остальное пространство автобуса битком забито ящиками с аппаратурой, инструментами, колонками в футлярах и чехлах, кофрами, чемоданами и разноразмерными сумками. Всё строго на учёте, всё на своих привычных местах, всё в полном порядке. Мы немножко все отдохнули. Даже хорошо отдохнули, – особенно я.