Поцелуй Медузы. Виктор Рябинин

определил: она давно уже не против упрочить знакомство, но молодецкий храп Григория Васильевича звучал для шкодницы как набат возмездия.

      – Подождите меня всего одну минуту, – попросил московский Казанова и вышел в коридор.

      Еще на подходе к служебному купе Сергунчик услышал голос проводницы со специфическим сильным украинско-одесским акцентом, обращенный к кому-то из подвыпивших пассажиров, решивших закрепить успех пивом:

      – Вы уходите – слава богу или остаетесь – не дай бог?

      Когда проводница не без усилия наконец выпроводила любителя пива восвояси и осталась одна, Козалёв театрально просунул в дверной проем свою физиономию и отвесил даме хотя и сочный, но изрядно преувеличенный комплимент насчет ее дивной фигуры и ни с чем не сравнимой доброты. В ответ та одарила Сергунчика недоуменным взглядом.

      – Мужчина, и шо вы разоряетесь без копейки денег?

      Козалёв тут же протянул даме двадцатидолларовую купюру, и едва зеленая бумажка ловко скрылась где-то в закромах необъятной груди маститой работницы железнодорожного транспорта, высказал свою просьбу: на пару часов ему требуется отдельное купе, и чтобы его никто там не беспокоил.

      – Шоб не беспокоили, тоже денег стоит, – нахально ухмыляясь, заявила проводница и после того, как Сергунчик протянул еще одну зеленую бумажку, коротко разрешила: – Иди в девятое купе, баловник…

      Два раза Сергунчику говорить было не нужно. Уже через несколько минут в девятом купе он в компании повеселевшей Юли разливал по стаканам оставшийся коньяк. В промежутках между скоропалительными тостами Сергунчик щедро высказывал восхищение красотой очаровательной собутыльницы, выбирая наиболее удачный момент для решительной атаки. И тот не заставил себя ждать.

      Они уже сидели рядом, и вдруг Юля нетерпеливо шевельнула ногой. Достаточно было этого чуть заметного движения, резкого, нервного, выражавшего досаду, а быть может, призыв, чтобы Сергунчик с готовностью встрепенулся, как кавалерийский конь при звуке трубы, и, живо обернувшись, потянулся к ней. Юля слабо, для приличия, сопротивлялась, пытаясь выпрямиться, высвободиться из объятий, чуть оттолкнуть его – и, наконец, сдалась, как бы не в силах противостоять обуревавшей страсти. Аромат женского тела сводил Сергунчика с ума. Свою изящную ножку она забросила на колено Сергунчика, чем ввела его в полное искушение. По спине Козалёва пробежала знакомая дрожь. Девушка времени не теряла: одной рукой притянула его к себе и с опытной страстью поцеловала, а другой начала медленно расстегивать его рубашку. Желание и возбуждение уже захлестывали их обоих настолько, что, казалось, еще минута – и им обоим не выдержать этого тайфуна. Освободившись от рубашки, Сергунчик начал губами расстегивать пуговицы на её кофточке. Она чувствовала его невыносимо горячее дыхание сквозь легкую ткань и, как хотелось думать Козалёву, на глазах сходила с ума. Не в силах больше терпеть, Юля резким движеним сорвала блузку, отчего пуговицы еле слышно посыпались на пол.

      – Все,