Денискины рассказы (сборник). Виктор Драгунский

тут на Мишку полилась вода. Она была не горячая, но ничего себе, довольно чувствительная, и, когда она залилась Мишке за воротник и на голову, он здорово испугался и отскочил как ошпаренный. Самовар-то был, видать, дырявый. Он Мишку почти всего окатил, а главный инженер злорадно захохотал:

      – Так тебе и надо!

      У Мишки прямо засверкали глаза.

      И я увидел, что Мишка сейчас даст этому нахальному инженеру по шее, поэтому я быстро встал между ними и сказал:

      – Слушайте, ребя, а как же мы назовем наш корабль?

      – «Торпедо»… – сказал Костик.

      – Или «Спартак», – перебил Андрюшка, – а то «Динамо».

      Мишка опять обиделся и сказал:

      – Нет уж, тогда ЦСКА!

      Я им сказал:

      – Ведь это же не футбол! Вы еще нашу ракету «Пахтакор» назовите! Надо назвать «Восток-2»! Потому что у Гагарина просто «Восток» называется корабль, а у нас будет «Восток-2»!.. На, Мишка, краску, пиши!

      Он сейчас же взял кисточку и принялся малевать, сопя носом. Он даже высунул язык. Мы стали глядеть на него, но он сказал:

      – Не мешайте! Не глядите под руку!

      И мы от него отошли.

      А я в это время взял градусник, который я утащил из ванной, и измерил Андрюшке температуру. У него оказалось сорок восемь и шесть. Я просто схватился за голову: я никогда не видел, чтобы у обыкновенного мальчика была такая высокая температура. Я сказал:

      – Это какой-то ужас! У тебя, наверно, ревматизм или тиф. Температура сорок восемь и шесть! Отойди в сторону.

      Он отошел, но тут вмешался Костик:

      – Теперь осмотри меня! Я тоже хочу быть космонавтом!

      Вот какое несчастье получается: все хотят! Прямо отбою от них нет. Всякая мелюзга, а туда же!

      Я сказал Костику:

      – Во-первых, ты после кори. И тебе никакая мама не разрешит быть космонавтом. А во-вторых, покажи язык!

      Он моментально высунул кончик своего языка. Язык был розовый и мокрый, но его было мало видно.

      Я сказал:

      – Что ты мне какой-то кончик показываешь! Давай весь вываливай!

      Он сейчас же вывалил весь свой язык, так что чуть до воротника не достал. Неприятно было на это смотреть, и я ему сказал:

      – Все, все, хватит! Довольно! Можешь убирать свой язык. Чересчур он у тебя длинный, вот что. Просто ужасно длиннющий. Я даже удивляюсь, как он у тебя во рту укладывается.

      Костик совершенно растерялся, но потом все-таки опомнился, захлопал глазами и говорит с угрозой:

      – Ты не трещи! Ты прямо скажи: гожусь я в космонавты?

      Тогда я сказал:

      – С таким-то языком? Конечно, нет! Ты что, не понимаешь, что если у космонавта длинный язык, он уже никуда не годится? Он ведь всем на свете разболтает все секреты: где какая звезда вертится, и все такое… Нет, ты, Костик, лучше успокойся! С твоим язычищем лучше на Земле сидеть.

      Тут Костик ни с того ни с сего покраснел, как помидор. Он отступил от меня на шаг, сжал кулаки, и я понял, что сейчас у нас с ним начнется самая настоящая драка. Поэтому я тоже быстро поплевал в кулаки и выставил ногу вперед, чтобы была настоящая боксерская поза, как на фотографии у чемпиона легкого