Царский суд. Петр Петров

зажми рот твоему гостю, что бесчестит не к делу меня и отца!.. – крикнул тут Суббота, уже вспылив и невольно схватившись за нож у пояса.

      Змеев также вскочил и, дрожа от бешенства, прохрипел:

      – Выбрось этого щенка, Нечай… выбрось, сей миг… а не то…

      Он не успел договорить, как Суббота сильной рукой уже сгреб его за верхнюю одежду и поднял над столом, готовясь бросить об пол.

      Нечай, жена его и дядья Субботы разом подскочили и удержали пылкого молодца от беды, приготовляемой им себе этой нерасчетливою вспышкою.

      Наступила минута молчания – зловещего, рокового, решавшего будущее счастливой пары.

      Змеев едва пришел в себя от страха, но и косневшим языком повторял, чуть слышно:

      – Вяжите его, душегубца, разбойника… руку поднял на власть предержащую…

      Нечай Севастьяныч первый нашелся. Он махнул рукой стоявшему все еще в грозной позе Субботе, и тот безотчетно вышел из-за стола и скрылся за дверями на жилую половину дома Коптевых.

      Бессознательно перешагнул он через порог девичьей и очутился перед плачущей Глашей. Глаза у нее совсем заплыли от слез. Очевидно, она не осушала их с самого утра, если еще не с ночи.

      Следом за Субботой вошла расстроенная мать невесты и, положив руки на плечи молодому человеку, тоже плача, повторяла:

      – Что ты сделал?.. Что это будет?..

      – То будет, что Нечай Севастьяныч пусть мне не попадается после этого… Заступник за негодяев, опозорив свой дом допущеньем ложных друзей своих, он не стоит, чтобы я…

      – Называл меня своим тестем?.. – без желчи и горести досказал подошедший Нечай. – Я сам только шел просить тебя об этом. Ступай и… не приходи…

      Жена и дочь бросились умолять хитреца, чтобы он не выгонял беднягу бесприютного.

      – Неужели ты думаешь, что я бы выгнал его, коли б у него аль у отца что еще было напереду! – внушительно на ухо выговорил вполголоса жене забывшийся Коптев. – Ступай-ступай!

      – Пойду… только мы с тобой еще свидимся…

      – Не трудись. Отворот дадут и не такому, как ты, голь несчастная!

      И бессовестный нагло засмеялся вслед недавнему жениху своей дочери.

      Глаша не помня себя бросилась за Субботой и догнала его на заднем крылечке.

      – Воротись, милый!.. Не отойду от ног отцовских, покуда он не простит тебя… Что ты там наделал такое?

      – Я? Ничего! Спроси отца, достойная его молительница, как он душу продал дьяволу, должно быть… Это ведь дьявол с кладом был, что хотел я грянуть об пол с молитвой… Ха-ха-ха! Серебром бы рассыпался, поверь… да жаль стало твоему родителю, что в дележ пойдем. Вот и накинулись на меня.

      – Суббота… ты ли это? О каком кладе ты баешь?.. Какой дьявол?.. Ты не в себе – огневица тебя схватила…

      – Прочь от меня!

      – Я-то? Твоя Глаша…

      – Не моя… и не будешь моей. Понял наконец… Одному погибать.

      – Суббота… погоди… постой!

      Но он не слыхал последних слов отчаявшейся Глаши и уже вскочил на чьего-то