У ступеней трона. Александр Петрович Павлов

у него извинения. Они и не подозревали, что Баскаков совсем не в Москве, что, несмотря на свое твердое решение покинуть приневскую столицу, он принужден был остаться в ее стогнах[24], и были бы не только удивлены, а даже обрадованы этим обстоятельством, знай только это.

      Когда Лихарев сел с ним рядом, Дмитрий Петрович шепотом спросил его:

      – Отчего ты так поздно?

      – Представь себе, – отозвался тот, – мне показалось, что за мною следят, и я дал порядочного крюка, чтоб только запутать свои следы.

      Левашев презрительно усмехнулся:

      – Пуганая ворона и куста боится.

      Антон Петрович нисколько не обиделся на приятеля, и на его ярко-красных губах задрожала веселая улыбка.

      – Смейся, смейся! – сказал он. – Не всем быть таким храбрым, как ты… Я, братец, всегда памятую, что фортуна – дама капризная: захочет повернуть колесо не в ту сторону – и как раз под колесом очутишься; и потом, друже, я трушу не за себя, а за все наше дело.

      Левашев досадливо повел плечами:

      – Все-то вы на куриц мокрых смахиваете! И то, по правде сказать, что ты-то трусишь – не велика беда, а скверно то, что принцесса трусит. Это, брат, куда хуже. Стыдно сказать, до чего она нерешительна.

      Лихарев покачал головой:

      – Больно уж ты горяч, Митя! Нельзя, братец, так горячиться! Не забудь, что ты не один.

      – Да я это памятую, а все-таки как-то на душе тяжело, когда не знаешь наверняка, выйдет что али нет.

      – Ну-ка, брось об этом говорить, скажи-ка мне лучше, что слышно у правительницы? Ты ведь там частенько бываешь.

      Дмитрий Петрович покраснел.

      – Да ничего особого не слышно! Принцесса целыми днями у себя в уборной сидит, Юлиана вместе с нею, и тощища там, братец, страшная.

      – А больше ты ничего не знаешь?

      – Ровно ничего.

      Антон Петрович бросил на приятеля укоризненный взгляд.

      – Эх, сударь, сударь! – промолвил он, совсем понизив голос и качая головой. – Под носом у тебя заговор деется, а ты ничего не знаешь.

      – Какой заговор?

      – А такой: Анна-то Леопольдовна недаром в уборной сидит: они с Менгденшей такую же штуку затеяли, как и мы с тобой. Рознь только в том, что мы для Елизаветы стараемся, а они для себя хлопочут. Так вот, ты и гляди, как бы они нам дорогу не перехватили.

      Левашев удивленно поглядел на приятеля:

      – Да ты что это – шутишь али правду говоришь?

      – Какие тут шутки? Я, братец, почти наперечет знаю всех, кто в этом действии и участие принимать хочет. Ты вот скажи мне, промежду прочим: его сиятельство генерал-фельдцейхмейстер[25] граф Миних часто бывает у правительницы?

      – Частенько.

      – Вот видишь, а его сиятельство – всему делу главный коновод.

      – Так что же? Коли это так, этому помешать надобно.

      – Ни-ни-ни, и не думай! Нам эта история на руку, и даже очень. Перво-наперво они нам дорогу

24

Стогна – площадь, улица в городе.

25

Генерал-фельдцейхмейстер – главный начальник всей артиллерии.