Похищение Муссолини. Богдан Сушинский

предела.

      – Нет оснований?! – Семенов самодовольно ухмыльнулся и откинулся на спинку кресла. – У вас нет. А у меня, любезнейший, имеются.

      Теперь затылок его покоился на бархатном подголовнике, между двумя большеголовыми, вырезанными из красного дерева драконами.

      «По соседству с этими тварями он и сам кажется… драконом, – съязвил про себя Родзаевский. – Всегда садится только в это кресло, чувствуя себя повелителем Поднебесной».

      – Возможно, я и соглашусь с вами, господин генерал. Но не раньше, чем буду удостоен хотя бы одного факта. Вы уж извините…

      – Фактов у меня как раз нет, – продолжал по-драконьи улыбаться атаман. – Хотя то, что вернулся всего лишь один человек, причем, как я понял, не получив ни малейшей царапины…

      – Простите, господин генерал, но он и не сообщает ничего такого, что требовало бы нашего с вами особого доверия. Он всего лишь вернулся с очень опасного рейда по большевистским тылам. Идти в который набиралось не так уж много охочих. Представ передо мной, Курбатов доложил: «Вернулся. Задание выполнил. Группа погибла. Вот письменный рапорт о сделанном и потерях». И все. Никакого бахвальства. Рапорт скупой, написанный рукой человека, которому безразлично, как будут оценены его личные заслуги. Это истинный, прирожденный, если хотите, диверсант.

      Какое-то время главнокомандующий иронично всматривался в лицо «русского фюрера». Однако настаивать на своих сомнениях уже не решался.

      – Убедили, полковник, убедили. Но лишь потому, что мне самому хотелось, чтобы вы сумели убедить меня. Вам придется завтра же направить этого ротмистра ко мне.

      – Можно и завтра. Но в данную минуту он ждет во дворе. Я прихватил его, на всякий случай. В роли телохранителя. Прикажете адъютанту позвать?

      – Это меняет дело. Это совершенно меняет дело, господин полковник. – Атаман прикрыл глаза и надолго задумался. Его поведение уже начинало интриговать Родзаевского. – Но прежде, чем Курбатов предстанет перед нами, я хотел бы объяснить, почему вдруг засомневался в этом офицере. Потому что с сего дня мне хочется доверять ему больше, чем кому бы то ни было. – Семенов выжидающе взглянул на «нижегородского фюрера», но тот предпочитал выслушивать генерала, не задавая никаких наводящих вопросов. – Вот почему я еще раз позволю себе спросить: вы действительно всегда и во всем можете положиться на этого ротмистра?

      – Я бы согрешил против Бога и истины, если бы стал утверждать, что он чист и безгрешен, аки апостол Павел после исповеди. Но я хорошо знал его отца, есаула Курбата.

      – Курбата? Так он – сын Курбата?! – удивленно воскликнул Семенов. – Но я прекрасно знал этого есаула. В январе восемнадцатого он командовал сотней в отряде, с которым я вышел из Китая у станции Маньчжурия. Это был человек-зверь. Я дважды лично видел красных, которых он в пылу боя разрубил от плеча до седла. Однажды, оставшись без сабли, он выдернул из стремян какого-то сосунка и, захватив за грудь и ремень, несколько минут отражал им