Экспедиция к Южному полюсу. 1910–1912 гг. Том 2. Роберт Фалкон Скотт

заданные себе задачи.

      В полдень, в день зимнего солнцестояния, солнце было на 11° ниже горизонта. Теперь оно поднялось не больше чем на один градус, а все-таки на северном небе появилась заметная краснота. Может быть, наступившие холода имеют к этому отношение.

      Пятница, 7 июля. Температура ночью опустилась до 49° [–45 °C]. Холоднее этого не было и навряд ли будет. Утром ясно и тихо. Температура –45° [–43 °C]. После полудня с SE налетел ветер со скоростью 30 миль в час. Температура постепенно поднялась до –34° [–36 °C] и на этом остановилась. Я испугался такой комбинации и отказался от прогулки.

      Мех у собак становится довольно густым, да они вообще не жалуются. Лошадям тоже лучше, но я буду рад, когда они совсем избавятся от своих мучителей.

      Сегодня был жертвою очень странного заблуждения.

      На нашей маленькой печке поставлен железный цилиндр для таяния льда, снабжающий необходимой водой темную камеру и научные приборы. Этот железный сосуд, если не наполнен льдом, конечно, нагревается и обыкновенно бывает обвешан просушивающимися носками и рукавицами. Сегодня я дотронулся до этого сосуда и тотчас же отдернул руку, ощутив жар. Я несколько раз повторил опыт, и всякий раз ощущение жара было настолько сильное, что я даже предупредил своих товарищей об опасности обжечься.

      Мирз же мне заметил на это, что сосуд только что набили льдом, и, приложив руку к цилиндру, добавил: «Но он же холодный!» Так это и было. Холодная, слегка влажная поверхность железа вызвала у меня ощущение сильного жара.

      В этом наблюдении ничего нет нового. Очень часто замечалось, что при низких температурах прикосновение голой руки к металлической поверхности вызывало ощущение ожога. Тем не менее этот случай является интересным вариантом уже известного факта.

      Рука причиняет Аткинсону большие страдания. Обморожение было глубже, чем я думал. К счастью, он начинает уже чувствовать свои пальцы, но чувствительность вернулась к ним лишь через сутки.

      Понедельник, 10 июля. Был шторм, какого не запомню в этих краях, и еще далеко не кончился.

      Ветер начался около полудня в пятницу и постепенно усиливался, пока в субботу не достиг средней скорости 60 миль в час; порывы же доходили до 70 миль в час. Такая сила ветра, хотя редкая, небеспримерна. Необычной чертой этого шторма является длительность такой низкой температуры. В пятницу вечером термометр показывал –39° [–39 °C]. Всю субботу и большую часть воскресенья температура не поднималась выше –35° [–37 °C]. Вчера вечером термометр показывал –20° [–29 °C] с небольшим и сегодня, наконец, дополз до 0°[–18 °C].

      Нечего говорить, что никто далеко от дома не отходил. В ночь на воскресенье я был дежурным и мог выходить лишь на самое короткое время. Спирало дыхание. Десяти шагов, сделанных против ветра, было достаточно, чтобы обморозить себе лицо. Чтобы добраться до анемометра, надо было пройти до конца дома и подняться на лестницу. Дважды, исполняя это, я должен был, так сказать, грудью напирать на ветер и, нагнув голову и отвернув лицо, шатаясь, боком