Под небом Эллады. Герман Генкель

ареопагитов послышался глухой ропот. Но теперь ничего уже нельзя было поделать. Мегакл и остальные подсудимые, понурив головы, медленно стали спускаться с холма Ареса.

      В ночном воздухе потянуло предрассветной прохладой, облака на востоке стали понемногу светлеть и алеть, когда Солон, в сопровождении представителей четырех афинских фил, вернулся на Пникс. Там с нетерпением ждал его народ. Взойдя на возвышение, сын Эксекестида сказал:

      – Радуйтесь, мужи афинские! Суд над «проклятыми» кончен. Не дождавшись конца прений, Мегакл и его товарищи заслуженной смерти предпочли позорное изгнание. Род их предан проклятию, сами они уже вышли за пределы города и сегодня же, через несколько часов, навсегда отплывут от берегов Аттики. Страна должна теперь вздохнуть свободно, так как с нее будет снято позорное пятно клятвонарушения. А для того чтобы бессмертные боги были вполне довольны, суд решил вырыть из могил останки всех покоящихся в аттической почве Алкмеонидов и выбросить их в море. На месте же святотатственного дела Мегакла будет сооружен храм, где мы замолим грехи наших бывших недостойных сограждан. Радуйтесь, мужи афинские! Вот уже восходит и лучезарное солнце, преисполняющее радостью и весельем сердца всех благомыслящих граждан. Хвала ему, великому светилу дня, врагу всякой тьмы, всякого мрака, всякой неправды! Хвала божественному Гелиосу!

      С этими словами Солон молитвенно склонил колена и простер руки к востоку, где в полном блеске выплывало из моря могучее дневное светило. Все собравшиеся молча последовали примеру сына Эксекестида[13].

      III. Моровая язва

      Был месяц Анфестерион (февраль) 596 года. Солнце только что успело зайти, и густые сумерки быстро спускались на землю, окутывая почти непроницаемой пеленой афинский Акрополь и особенно узкие улицы и дороги, тянувшиеся по дну глубоких ложбин и ущелий у подножия его. Там и тут в низеньких домиках и хижинах, раскинутых вдоль улиц, зажигались огни. В открытые двери можно было видеть все внутреннее незатейливое убранство этих жилищ. По странной случайности все дома города казались лишенными жителей, так как нигде не видно было людей, и не слышались столь обычные в теплые, тихие весенние вечера шумливые речи и громкие песни. Даже рабы не показывались у дверей. Казалось, город совершенно вымер.

      Но вот на одном конце улицы появилась сгорбленная фигура старого жреца в белой одежде. На голове служителя богов, покрытой шапкой густых, совершенно белых волос, лежал венок из миртовых ветвей. Одной рукой старик опирался на большой посох, в другой держал глиняную урну с ручками. Подойдя к одному из домов, старец семь раз постучал в низенькое окошечко близ входа. На этот стук в дверях дома показался темный силуэт стройной женщины.

      – Радуйся, Филомела, – приветствовал ее жрец, – я несу тебе желанную весть: твой муж, благородный Хризипп, сподобился великой чести лицезреть священную Гекату, богиню луны. Она предвещала ему скорое выздоровление.

      – Хвала

13

В основу очерка о суде над Алкмеонидами положены данные, находящиеся в VIII–XII главах биографии Солона, составленной Плутархом. Как известно, не так давно найденная «Афинская Полития» Аристотеля внесла много новых взглядов на некоторые, дотоле считавшиеся твердо установленными явления греческой истории. Исследователи, не всегда всесторонне изучая «Афинскую Политию», разделились на партии и стали, нередко совершенно неосновательно, отвергать такие исторические факты, которые раньше не возбуждали сомнения. Между прочим, новейшая критика (в лице Кауэра, Белдоха, Бузольта) подвергла сомнению и рассказы о войне из-за Саламина и о суде над Алкмеонидами. Однако внимательное изучение аристотелевской «Политии» показало, что этот первоклассный источник даже в подробностях мало расходится с трудами «отца истории» Геродота, Фукидида, Ксенофонта и других исторических писателей Греции. Всестороннюю характеристику и критический разбор «Афинской Политик» Аристотеля, равно как и подробный свод мнения различных современных историков на значение этого труда, дал проф. В. Бу-зескул в своей книге «Афинская полития Аристотеля, как источник для истории государственного строя Афин до конца V века», Харьков, 1895. Данные наших очерков вполне совпадают с результатами исследований этого авторитетного ученого. Что же касается участия Писистрата в походе из-за Саламина, то Аристотель, на основании хронологических исчислений отвергает его. В заключение считаем не лишним заметить, что у самого Плутарха (Solon, с. 8–10) имеются две версии рассказа о возвращении Саламина афинянами.