Против течения. Том 2. Н. В. Казанцев

ер и на нем сидели Разин, брат его Фролка, Алексей Каторжный, Шелудяк, Черноярец, Еремеев и Кузьмин. Они рассуждали между собою. Это был атаманский круг.

      – Так ты, Арсентий Михайлович, согласен со мной, думаешь, это будет лучше? – говорил Разин.

      – Да, Степан Тимофеевич, я думаю так потому, что наш народ верует в Бога, а следовательно, уважает царей и патриархов. Ты вспомни об Отрепьеве: достиг ли бы он престола, если бы не назвался Димитрием?

      – Это так. Но то был неизвестный, Отрепьев-то, а наш атаман известен всей России, – отвечал Черноярец.

      – Но тогда он будет защитником престола и веры, а это много значит в глазах народа, – отвечал Кузьмин.

      – Решено, пусть будет так, пойдем смотреть струги.

      В это время Иван Терский, верхом на лошади, сильно взмыленной, подскакал к кругу. Видно было, что он проехал довольно много, прежде чем очутился перед ковром, на котором заседал казачий совет.

      – Что, какие вести? – спросил Разин.

      – Василий Ус тебе, атаман, шлет поклон низкий, – сказал Терский, спрыгнув с лошади. – Он сам идет за мной следом с двумя тысячами войска. Сегодня, чай, перед вечером, он с передним отрядом будет здесь.

      – Спасибо за добрую весть, – отвечал Разин. – Пригласил бы я тебя с дороги на радостях выпить, кабы был в другом месте, но здесь у нас идет спешная работа и пить нельзя – до Царицына зарок. Что, атаманы! – продолжал Разин, обращаясь к казакам. – Не говорил ли я, что Ус сам придет к нам, – так и вышло.

      – Верно! – поддержал Шелудяк.

      Разин встал.

      – Конец кругу, – сказал он, – скорее к делу, по местам, атаманы. А я с Черноярцем, да вот с боярином-то, – добавил он, кивнув головой на Кузьмина, – пойду струги царские да патриаршие глядеть.

      – Они готовы, – отвечал Кузьмин.

      – Посмотрим, боярин, – сказал Разин.

      – Скоро ли Самару возьмем? – спросил Кузьмин.

      – Наш-то боярич уж Самару громить собирается, – засмеялся Шелудяк. – Прежде Царицын да низовые города возьми, боярич, а потом ступай уж к Самаре.

      – Что ж, когда Самару брать будем, ему начальствовать поручим, – отвечал Разин.

      Глаза Кузьмина засверкали.

      – И сослужу тебе верой и правдой, Степан Тимофеевич! – поклялся он.

      Разин с Черноярцем и Кузьминым пошли к тому месту, где виднелись красный и черный струги. Струги стояли. Несколько казаков оканчивали внизу прибойку. Неподалеку от струга, обшитого красным бархатом, сидел мальчик лет пятнадцати, тип лица которого выдавал кавказское происхождение. Он был довольно красив. Черные его глаза блестели удальством и отвагой. Он был одет по-казацки, но черные волосы не были украшены чубом, а длинными прядями падали по плечам.

      – Здорово, царевич Алексей Алексеевич! – приветствовал Разин. – Пора тебе нарядиться в твое царское платье и скинуть твой казачий наряд, скоро ты засядешь в эту клетку, – добавил он, указывая на красный струг.

      Мальчик поглядел на Разина с удивлением.

      – Что смотришь? Отныне ты не Якуб-бек, а князь Алексей Алексеевич, сын русского царя. Черноярец, исполни сегодня же приговор атаманского круга, и чтобы с сего же дня казаки отдавали Якубу честь, как царевичу, и не называли более Якубом-беком. Да лучше всего не показывать его народу без моего приказа, чтобы не наглупил чего. Тебе, Арсентий, поручаю уж и одеть и водворить на струге нового царевича: ты бывал в Москве и видел их наряды и обычаи, присмотри сам, на других не надейся.

      – Все сделаю, как нужно, Степан Тимофеевич, – отвечал Кузьмин.

      – Ну а струги, как положено – царские, – сказал Разин.

      – Да правду сказать, нам не очень нужно, чтобы они уж и впрямь походили на царские, – это не для тех, кто видел царя; бояре-то не поверят, да и не нужно, казаки-то свои люди – знают это, а для дикарей-то и так сойдет, – отвечал Кузьмин.

      – Верно сказано, – подтвердил Черноярец.

      – А вот и патриарший струг, – сказал Кузьмин, подходя к стругу, обитому черным бархатом.

      – Ага! Все уж кончено дело. Молодец, Арсентий! Люблю за расторопность, – отвечал Разин. – Да вот и светлейший патриарх Никон.

      Из-за струга показался старик, не то поп, не то монах, в черной рясе, с седыми длинными волосами на голове и длинной седой – клином – бородой.

      – Да, уютное гнездышко мне устроили, Степан Тимофеевич, – сказал старик с поклоном.

      – На то ты и патриарх, – сказал Разин и захохотал.

      – Ну-ко, отче, научился, что ли, крестить народ обеими руками? Окрести-ка нас, – сказал Черноярец.

      Старик поднял обе руки и стал крестить тихо и осанисто, потупя глаза в землю.

      Собравшиеся казаки хохотали.

      – Чем не Никон? – сказал Кузьмин. – И повадку от него принял.

      – Видал тоже и архиереев и патриархов, – отвечал старик.

      – Гуляй до Волги, – сказал Разин, – а там в свой струг – и нишкни. Показывайся народу