Дьяболик. С. Дж. Кинкейд

нами случилось, то не сможет никого обмануть. У Сидонии множество достоинств, но умение лгать в их число не входит.

      Я медленно кивнула. Наивность Донии – ее единственная защита. Неведение защитит ее даже лучше меня.

      – Я ей ничего не скажу, – заверила я матриарха.

      Дония – плохая лгунья. Зато я, на ее счастье, – прекрасная.

      Когда я вернулась в нашу комнату, Сидония приподняла голову и потерла сонные глаза.

      – Что-то случилось, Немезида?

      – Ничего, – спокойно ответила я. – Мне не спалось, и я отправилась поупражняться.

      – Смотри, – зевая сказала она, – не потяни какую-нибудь мышцу.

      – Такого со мной не случится, – изогнула я губы в улыбке. – Спи.

      И она послушно погрузилась в свою невинную дремоту. Я же всю ночь не сомкнула глаз.

      Следующий ход императора последовал незамедлительно.

      В тот день меня позвали в покои матриарха, что случалось довольно редко. Она почти никогда не обращалась ко мне напрямую, поэтому вызов меня встревожил. Матриарх лежала на своей гравитационной кровати, в то время как роботы-косметологи подкрашивали отросшие седые корни волос и разглаживали морщины на лице. На первый взгляд матриарху можно было дать лет двадцать пять. «Фальшь-молодость», вот как это называлось. Истинный возраст выдавали глаза. Никто из действительно молодых людей не смог бы так на меня посмотреть.

      – Немезида, я натерлась опиатом. Возьми и ты, если хочешь.

      Предложение меня удивило. У ее локтя стояла склянка. Опиат представлял собой лосьон, который втирали в кожу. Сенатор им увлекался, а вот матриарх пользовалась редко. Презирала, как признак слабости, предпочитая такие релаксирующие химические вещества, которые делали ее более быстрой и бдительной.

      – Это будет пустой тратой дорогого снадобья.

      Матриарх раздраженным жестом оттолкнула щуп робота.

      – Ах да! Вы, дьяболики, слишком быстро метаболизируете наркотики. Тебе никогда не познать острых ощущений, которые дарит дурман.

      – Как не познать и горечь смертоносного яда, – заметила я.

      Несколько секунд она изучающе смотрела на меня, подперев кулаком острую скулу. Из-за наркотика ее зрачки превратились в две крошечные точки, а манеры сделались развязными, что для этой особы было нехарактерно. Я напряженно ждала, когда она скажет, зачем посылала за мной.

      – Тем хуже для тебя, что ты не можешь этого испытать, – произнесла она наконец, опустила палец в лосьон и потерла запястье. – Но подозреваю, что совсем скоро он тебе потребуется так же, как и мне.

      – Почему?

      – Император приказал отправить мою дочь в Хризантему.

      Дыхание перехватило, словно меня ударили в солнечное сплетение. Пару секунд я слышала только стук собственного сердца, громко отдающийся в ушах.

      – Что? – прошептала я. – Он приглашает ее ко двору?

      – О, именно так они обычно и делают, – с горечью проговорила матриарх. – Мои родители прогневили его, тогда он казнил