Тайна желтой комнаты. Гастон Леру

к стене в направлении ближайшего леса, прислушивался к чему-то.

      – Ушла, – сказал он в конце концов. – Придется ее убить… Очень уж она зловещая, эта тварь… хотя ничего не скажешь – Божья тварь и есть, она приходит по ночам на могилу святой Женевьевы, и никто не осмеливается трогать ее, все боятся, как бы матушка Молитва не рассердилась и не накликала беды…

      – А большая она, эта Божья тварь?

      – Да почитай что с крупную таксу… чудище, доложу я вам. Я уж, грешным делом, думал, не она ли это вцепилась нашей бедной мадемуазель в горло… Только Божья тварь не носит башмаков, не умеет стрелять из револьвера, и у нее нет такой ручищи! – воскликнул папаша Жак, кивнув на отпечаток красной руки на стене. – Да и потом ее-то мы тоже должны были увидеть, и она тоже была бы заперта в комнате и во флигеле точно так же, как человек!..

      – Разумеется, – сказал я. – Раньше, прежде чем я увидел Желтую комнату, мне тоже казалось: а не кот ли это матушки Молитвы?..

      – И вам тоже! – воскликнул Рультабий.

      – А вам? – спросил я.

      – Мне – нет. Конечно, нет… Как только я прочел статью в «Матен», я сразу понял, что ни о каком животном и речи быть не может! А теперь готов поклясться, что здесь произошла ужасная трагедия… Однако, папаша Жак, вы ничего не говорите нам ни о найденном берете, ни о носовом платке.

      – А чего говорить-то? Следователь их забрал, – нерешительно произнес тот.

      Репортер очень серьезно заметил:

      – Лично я не видел ни платка, ни берета и все-таки могу сказать, какие они на вид.

      – Ну и хитрец же вы…

      Папаша Жак смущенно кашлянул.

      – Платок – большой, синий, в красную полоску, а берет – старый баскский берет, в точности такой же, как этот, – добавил Рультабий, показывая на головной убор папаши Жака.

      – И верно… Да вы, я вижу, кудесник.

      Папаша Жак попытался рассмеяться, но у него ничего не вышло.

      – Откуда вы знаете, что платок был синий в красную полоску?

      – Потому что, если бы он не был синим в красную полоску, то его вообще бы не нашли!

      Не обращая более внимания на папашу Жака, мой друг достал из кармана кусок белой бумаги, взял ножницы и, склонившись над следами на полу, приложил свою бумагу к одному из них и начал вырезать. Таким образом получился бумажный след с четкими контурами, который он затем передал мне с просьбой не потерять.

      Потом он вернулся к окну и, показав папаше Жаку на Фредерика Ларсана, который все еще бродил по берегу пруда, спросил с беспокойством, не приходил ли полицейский сюда и не работал ли в Желтой комнате.

      – Нет! – ответил господин Робер Дарзак, который не проронил ни слова с тех самых пор, как Рультабий отдал ему клочок обгоревшей бумаги. – Он уверяет, что ему вовсе не обязательно осматривать Желтую комнату, что убийца вышел из Желтой комнаты самым естественным образом и что он все объяснит сегодня вечером!

      Услышав слова господина Робера Дарзака, Рультабий – вещь поразительная – побледнел.

      – Неужели