Крио. Марина Москвина

собирай свои манатки и на вокзал, – схватили под локотки, не дали с матушкой попрощаться, только поздороваться, а уже сидит он на деревянной лавке заплеванного литерного вагона с другими молодыми новобранцами, кругом мат-перемат и несознательные речи. Служу отечеству и батюшке царю, так его перетак, так его перетак, – стучали колеса, везли на границу Империи.

      В Орле решил Макар бежать, на станции их вывели покурить, пересчитать, часовой зазевался, Стожаров юркнул под вагон, пересек пути, вспрыгнул на поленницу шпал, зацепился за костыль, растянулся на шпалах. А там уж крик, свист дорожных полицейских. Скособоченный от удара о рельсу, нырнул он под товарняк, выскочил к зданию вокзала и смешался с толпой.

      Впервые в Орле, всё в новинку, заглянул в чайную, хозяин оказался приличным человеком, дал солдатику рюмку водки и соленого огурца, это Макара немного взбодрило, ноги сами собой принесли в баню. Он рассупонился, сбросил гимнастерку, галифе, портянки, веничек под мышку и в парную – отряхнуть с ног своих прах солдатчины и “чижовки”. А там, в клубах пара, хлещутся березовыми вениками оба его персональных конвоира, посланных для поимки беглого Стожарова.

      Под усиленной охраной, вторым эшелоном, как неблагонадежного во всех отношениях субъекта, Макара отправили в Кременец, где его муштровали и терзали, всю кровь выпили, душу вытряхнули, короче, вздумал он бежать в Галицию. Куда там! На границе арестовали, возвратили в полк, “так я до того отощал, – он писал в своих мемуарах, – один хер остался!”

      Казалось, дни Стожарова сочтены, с чем его и отослали в Москву – чтоб он в лазарете дух не испустил. Не тут-то было; сразу по прибытии Макар возглавил партийную подпольную работу Рогожского района, направил в Государственную Думу письмо, осуждающее действия правительства, и провел ряд летучих секретных заседаний райкома с делегатами от заводов и фабрик – в чайной Горяченкова (Банный переулок), в чайной Конопелько (Николо-Ямской), в чайной напротив Товарной станции по Курской железной дороге (Владимирское шоссе), в школе на Калитниковском кладбище при Бойнях (ответственная – учительница Половинкина), потом Большая Андроньевская – угол 3-й Рогожской улицы, внизу лавка Финникова, еще один явочный адресок – за Калитниковским кладбищем, в Аненгофской роще и в Тюйфелевой роще около деревни Кожухово.

      Провал за провалом сопровождали его уверенную революционную поступь. По всем рогожским чайным катилась волна арестов, разгромлена нелегальная типография, где Стожаров печатал на гектографе будоражащие листовки собственного сочинения и распространял их с шальным размахом. Целиком арестована социал-демократическая организация Губкина – Кузнецова, Гужона. Макар приговорен к трем годам каторги в Сольвычегодске.

      Двести ссыльных, в том числе и Стожаров, брели до Савеловского вокзала по улицам, волоча за собой кандалы, с трудом переставляя ноги в “браслетах”, что он описывает с юмором, подтрунивая над своими мучителями.

      “Здорово, Вася! Поздравляю с прошедшей