Иверь. Вадим Еловенко

понял я.

      Он указал куда-то в лес и сказал:

      – Охотники убиты. Их рабы – твои рабы.

      Я его понял, но, что-то никого не видя вокруг, спросил:

      – И где они?

      Он повел меня. Недолго поблуждав, мы нашли группу воинов, которые охраняли сидевших на земле пленников. Группа – это громко сказано. Человек восемь их было. Я только пятерых отправил на тот свет. А остальных прикончил парень. Лихо он с этой деревяшкой обращается. И как, главное, преобразился. Еще утром совсем затюканный, сейчас он с грозным рычанием бросался на врага. Ну, просто боевая машина. Ни одного лишнего движения. Его противники, вооруженные короткими палками из того же дерева, не имели ни одного шанса.

      Когда все закончилось, мы подошли к расползающимся по земле рабам и встали над ними. Всего их было около двадцати. Грязных, заросших черными бородами, в одних набедренных повязках.

      – Сонны, – сплюнул на траву мой бывший раб.

      – Кто? – спросил я.

      Парень показал на чернобородых и сказал презрительно:

      – Сонны. Река их дом.

      – И что? – непонимающе спросил я.

      – Плохие воины. Плохие охотники. В лесу.

      Я пожал плечами. Мне все равно. Мне нужен только один… ну, или два. Как проводники и носильщики, после того как я до капсулы доберусь.

      – Я убил троих, – сказал парень. – Я беру троих.

      – Да хоть всех, – буркнул я.

      Он не понял моей русской речи.

      – Каких? – спросил он.

      – Что?

      – Каких ты дашь мне? – уточнил парень.

      А, вон оно как. Я, типа, вождь, и я обязан распределять добычу. Я указал ему на тех, что были ближе всех к нам.

      – Этот сильный! – как ценитель сказал мне парень. – Ты его бери. Мне дай слабого.

      Еще и советы дает. Я снова указал ему на тех же. Он пожал плечами и, не поблагодарив, пинками поднял пленников. Вообще у них тут слова «спасибо» даже не знают. Если что дают, то заслужил. Так зачем еще спасибо говорить?

      Мне досталось все оставшееся стадо. Своих троих парень связал в караван кожаным ремнем, что был намотан на его пояс множеством петель. А путы из древесной коры, бывшие на них до этого, развязал и отбросил. Заставил их стоять, а сам подошел ко мне. Я все еще рассматривал тихо скулящее стадо. Странно, им-то что? Они из одного рабства в другое попали. Это потом я понял, что сам мой вид их пугал. Да и вдобавок они же видели, как распиленные излучателем тела валились на траву. Думаю, для аборигенов это зрелище было пострашнее, чем для меня трибунал.

      Парень дождался, когда я повернусь к нему, и спросил:

      – Идем?

      Я не понял. А он-то куда? Я же его освободил.

      Я его спросил, что он имеет в виду. Он долго и нудно объяснял мне, что обратно он не пойдет. Одному ему дороги назад нет. Всех уже, наверное, увели к соседям. А если еще не увели, то уведут, и он им помешать не сможет. А я для него вождь, давший свободу и оружие, и он теперь будет мне помогать. Я, мол, сильный вождь. Мои враги от одного моего вида разваливаются на части.