Зона бессмертного режима. Феликс Разумовский

и фиг с ней. Нам, татарам, все равно. – Рыжий засмеялся, подмигнул наследнику, а тут еще Марьяна принесла объемистый казан с пловом, так что разговор конкретно перешел от тем террористических к куда более приятным, способствующим пищеварению. Затем в программе значились жареные цыплята, творожная запеканка и яблочный пирог, однако Бродов, не дождавшись чая, встал, с улыбкой добродетели воззрился на хозяйку: – Спасибо, Маря, все было очень вкусно. Однако пойду, труба зовет.

      – Знаем мы твою трубу, – усмехнулась та. – У тебя их целый оркестр. Давай-давай, композитор, двигай.

      В душе она ужасно переживала, что Бродов не женат, и всеми силами старалась устроить его жизнь – знакомила с подружками, приятельницами, какой-то там родней. Без толку – с женщинами в плане брачных уз Бродов был разборчив. Выбор хранительницы очага – вопрос серьезный, обстоятельный, требующий вдумчивого подхода. Другое дело легкий флирт, общение на гормональном уровне. Здесь нужно действовать с напором, без промедления, по-суворовски. Ура, рубай, коли. Пиф-паф и в дамки…

      – А что, композитор – это звучит. Здорово, – восхитился Рыжий, перестал жевать и ухмыльнулся Бродову: – Давай, командир, удачи. Завтра увидимся.

      Настоящее прозвище у Бродова было Фарштевень. Не через «о» – через «а», от слова «фарш». Почему – догадаться не сложно.

      – Ладно, всем привет, – улыбнулся он, заглянул к себе за «пропиткой» и шапкой и опять подался под землю, в гараж, в не остывшее еще чрево «хаммера».

      – Ну что, машинка, поехали?

      Поехали. Наискось через Глазково, по мосту, на правый берег взопревшей Ангары – в центр. По пути Бродов остановился, купил шампанского, букет и пачку презервативов – Зоя, она, конечно, умница и красавица, но бременем моральных принципов не отягощена. Идет по жизни легко, широко расставляя ноги. Это, кстати, к вопросу о брачных узах, ячейке общества, семейном очаге, его хранении и разжигании. Информация к размышлению.

      Снегопад между тем все не унимался, рыхлое белое покрывало пухло на глазах. А тут еще на улицы выползла спецтехника, узурпировала мостовую и принялась метать куда ни попадя брызги соленого отсева[40]. И так-то было трудно ехать, а теперь вообще… Словом, было уже начало одиннадцатого, когда Данила припарковался у девятиэтажного дома, построенного с претензией на оригинальность. Вошел в подъезд, кивнул консьержке, поднялся в лифте на четвертый этаж. Снял, как оно и положено по правилам хорошего тона, целлофан с букета, понюхал розы и почему-то вспомнил, что Зоя непременно расплющивает им стебли сапожным молотком. Чтобы стояли дольше. Интересно, а какие цветы любит женщина из черной «Волги»? Та, с длинными ногами, что читает сказки древнего Шумера. «Да, настроеньице», – одернул себя Бродов, тяжело вздохнул и, шагнув к стальной двери, закамуфлированной под обычную, твердо надавил на кнопку.

      «Не слышны в саду даже шорохи», – отозвался электронный звонок, повисла ненадолго пауза, затем послышалось клацанье затворов.

40

Мелкий гравий.