Казаки-разбойники. Юрий Волошин

казаком. Сумеет ли он? Обязательно сумеет!

      Ночью приснилась Ганка. Он опять пережил страшное волнение, возникшее при мысли о близости с этой девчонкой, встречаться с которой он осмеливался лишь тайком. Они целовались под вербой, а Луке казалось, что он парит в воздухе и его сжигает что-то необъяснимое, приятное и в то же время страшное.

      Он проснулся в поту с колотящимся сердцем и в сильнейшем возбуждении. С трудом успокоил бурное дыхание, прислушался к спящим Макею и Лабзе. Они похрапывали, ворочались иногда, слегка шуршали сеном.

      Потом теплое томление обволокло его тело. Жалость к себе заполнила его. Вспомнилась тетка Горпина, пристававшая к нему ранней весной, то, как он смущался, волновался и в то же время желал ее близости, ее потного и немытого тела, представляя себе все, что могло произойти, согласись он на ее домогания. И теперь он жутко жалел, что не смог преодолеть смущение и робость. Злость наполнила его нутро, он стремительно повернулся на другой бок.

      Хлопец долго не мог заснуть. В голову постоянно лезли мысли о женщинах. Он вспоминал, что некоторые из них бросали на него странные взгляды, особенно молодые вдовушки. Он краснел, убегал, а потом клял себя за трусость и нерешительность и за лохмотья, которые висели на его тощих юношеских плечах.

      Вся кровь в нем бурлила, пульсировала в жилах, не позволяла успокоиться.

      Продолжая беспокойно ворочаться, Лука никак не мог отмахнуться от возникавших видений, так будораживших его воображение. Он злился на себя, на всех баб, которых мог вспомнить, и в бессильной злости продолжал ворочаться.

      Лишь под утро удалось придремать, но тут же строгая рука Макея пробудила юношу, а заспанный голос молвил с хрипотцой:

      – Хватит бока отлеживать, хлопчик! Вставай к коням. Уже утро на дворе.

      Лука был хмур, молчалив, но ни у кого не было времени обратить на это внимание. Эти мелочи не волновали казаков.

      – Завтра на рассвете выступаем, – сказал Кривой Лабза, вернувшись в конюшню. – От Степки Сыча услышал.

      – Стало быть, кончилась привольная житуха! – воскликнул Макей, но в его голосе Лука не услышал тревожных ноток.

      – Когда еще доберемся до места, Макей, – разумно заметил Лабза.

      – Да и то верно. Идти нам положено по мирным землям до самой Неметчины. Интересно, что за земля там? Лука, ты хотел бы поглядеть? – Макей с хитринкой в глазах глянул на юношу.

      – Конечно, дядько Макей!

      – Девки там, я слыхал, знатные! Небось задумываешься, а?

      Лука покраснел, отвернулся и не ответил. Казаки похабно загоготали, а юноша даже озлился немного.

      Весь день занимались погрузкой снеди в мажары, крытые толстой рядниной.

      Подводы все прибывали, с ними возницы и казаки охраны. Сотник Мелецкий покрикивал, видно было, что он неспроста озабочен. Под его началом было не менее шестидесяти мажар с кучерами – и все надо принять, распорядиться. И за припасами постоянный догляд нужен.

      – Эх, казаки! – Макей блаженно щурил глаза. – Повезло нам! Ни соли, ни пороха нам