Казаки-разбойники. Юрий Волошин

анными волосами, казалось, бесцельно бродил среди возов и лотков торговцев и крестьян, готовившихся покинуть это великое торжище. Он жадными глазами высматривал, что бы стащить, чем бы наполнить требовательно урчащий желудок.

      Он был осторожен и внимателен. Знал, что за воровство могут и забить до самой смерти, если поймают. Потому не спешил, поглядывал на кручи, выискивая пути для бегства.

      Вдруг вздрогнул и, обернувшись, поискал глазами.

      – Лука! Неужто ты, бисов сын! Топай сюда!

      Лицо парня сморщилось в подобии улыбки, серо-голубые глаза заискрились веселыми огоньками. Он шагнул к возу, на котором сидел, свесив босые ноги, большеусый дядька, призывно щуривший глаза под кустистыми седеющими бровями.

      – Узнал, паскудник! Иди, расскажешь, что у тебя да как.

      – Дядько Макей! Вот так встреча! – чуть ли не прокричал парень. – Здоровы будете, казак!

      – Как ты, Лука? – Глаза дядьки Макея погрустнели, он стал серьезным. – Я у вас побывал по дороге сюда. И многое знаю. Но тебя не ожидал увидеть, сынку! Не думал, что ты жив.

      – Да, дядько Макей. Всех порубали, пожгли. Я случайно остался жив. С Ганкой рано утром пошли в лес, к речке. Вернулись, а село горит. Мы испугались и не пошли туда. Так и спаслись, а теперь я здесь, дядько Макей.

      – С Ганкой?

      – Нет. Она осталась у родных. Дальних. А меня… – Лука нахмурился и замолчал, опустив кудлатую голову.

      – Понятно. Не приняли. Хоть богатые были?

      – Да нет, дядько Макей.

      – Ладно, дело прошлое, и негоже вспоминать, – ответил бодро казак, натолкал в люльку табаку, примял пальцем, заскорузлым от работы и грязи, прикурил от фитиля и лишь тогда спросил:

      – Чем промышляешь? – В голосе его послышались недоброжелательные нотки.

      – Чем придется, – тихо ответил Лука и еще ниже опустил голову.

      – Понятно. Да и осудить тебя трудно, хлопчик. Кругом моровица шастает, неурожаи, а тут еще паны да униаты орудуют. Как выжил-то?

      Лука неопределенно пожал плечами, промолчал, рассматривая грязные босые ноги.

      – А всех похоронили в общей могиле, сынку. Хотел твоего батьку помянуть.

      – Да. Я знаю, дядько Макей. Мы ушли в Киев в тот же день, после обеда.

      – А ты сильно вытянулся с тех пор, как я приезжал с твоим батьком после похода в Крым. Это сколько же тебе годков теперь, хлопец?

      – Под Пасху Христову стукнуло восемнадцать, – буркнул Лука.

      – Да, да, припоминаю. Тогда тебе вроде бы лет пятнадцать было. Верно?

      – Ага. Вроде того.

      – Славно нас тогда посекли, хлопец. Грицька чуть не скинули с кошевого. Это я по старинке так его называю. Его гетманом не все и признавали. Да и какой он гетман? Предатель, душегуб! Туда ему и дорога, паскуде!

      – Отец говорил, дядько Макей, – ответил Лука, чтобы прекратить излияния казака. Он ждал чего-то другого.

      – Понятно, хлопчик. С твоим батьком мы едва утекли, хоть и нас малость посекли. Да вот теперь я уже сколько годков хожу в выписниках.

      – И чем зарабатываете, дядько Макей?

      – Теперь я казак снова! Записался к сотнику Петру Мелецкому. До похода приторговываю здесь для пана сотника. Все же какой-то грош в кармане бренчит. Садись, Лука, поедешь со мной. И на, поешь, у меня осталось, – и с этими словами дядька Макей протянул юноше кусок черствого хлеба, ломоть сала и пучок зеленого лука. – Небось рыщешь тут за тем же?

      Лука немного покраснел, еду взял и запрыгнул на сено.

      – Мы с сотником на Подоле обретаемся. А куда вы собираетесь, дядько Макей? – немного безразлично спросил юноша.

      – Ох, далеко, хлопец! Аж в Австрию. Немчуру бить. У них там долгая война идет, ну пан король и разрешил набрать из таких, как я, казаков для войны.

      – Так ты возьми меня с собою, дядько Макей! Уговори пана сотника взять меня в обоз, – воскликнул Лука обеспокоенно.

      – Так мы же на войну едем, а там и убить могут, сынку.

      – Убить и здесь не трудно. Вон как в Мироновке порубали всех… – очень серьезно ответил Лука. – А там, может, и зипуна добуду. Да мало ли чего можно с войны привезти. Мне бы в Мироновку не хотелось вернуться, дядько Макей. Что у меня там осталось? Ты бы поглядел на наше подворье. Ничего нет. Еще под пана запишут, и горбись тогда на него всю жизнь. Возьми, дядько, век буду за тебя Бога молить.

      – Так ведь кто же возьмет тебя в обоз?

      – Возьмут, дядько! Ты уговори. Пан сотник знал моего отца. Не посмеет отказать. Да и выгодно меня взять. Платы мне не надо. Лишь еду и одежду. А там, глядишь, и оружие добуду, и зипуна. Чем тут пропадать, так лучше мир поглядеть. Я молодой еще и многое могу увидеть. Ты ведь вон сколько походил по свету с моим батьком. И в Кафе с Сагайдаком были, и в Стамбуле побывали, и в Болгарии. Интересно, дядько! Попроси за меня, не прогадаешь. А смерть?.. Она от нашего брата никогда не отворачивалась, где бы мы ни были.

      Они медленно спустились к Подолу и узкими переулками