Посол Господина Великого. Андрей Посняков

пояса вытащил, в руке накрепко сжал, мало ли. Хоть и понимал – толку-то от кинжала пред волчьей стаей – однако все ж таки как-то поспокойней стало, с оружьем-то. Чавкая, тонули в стылой грязи сапоги, все трудней становилось идти – прилечь бы или сесть, вон, под то дерево, хоть ненадолго, отдохнуть чуть. Остановился уж было Гришаня… Да помотал головой – нет уж! Сядешь – не встанешь, уснешь. Волкам окрестным на радость, ишь, развылись-то, курвины дети.

      Постоял немного Гришаня, отдышался – дальше пошел. Напевал про себя для веселья:

      – А злая жена мужа батогом бьеть! Батогом бьеть! – Нечего сказать, веселую песенку выбрал!

      Дальше больше – на откровенную порнографию перешел, или, лучше сказать, на крутую эротику:

      – Аще муж от жены блядеть… – пару строф спел, да больше не стал – постеснялся. Не волков – Господа!

      Петь бросив, о приятном попытался думать. О книжице, в келье недописанной, «Физиолог» зовомой. Про тело человечье книжица та да про болезни – занимательна да полезна вельми. Правда, чернец один, с обители Вежищской, сказывал книгу ту в огонь бросить, пришлось Феофилу пожаловаться. Эх, хорошо было до ареста-то…

      Гришаня усмехнулся. Стал об Ульянке думать. Как познакомились в апреле… Господи, почти год уже! Как целовались в овине… а потом, в июне, на Ивана Купалу через костер голые скакали, вместе с другими парнями да девками… а после в овсы ушли…

      Аж жарко стало Гришане от тех воспоминаний греховных.

      Молитву прочтя, к щекам пылающим снег приложил… полегчало вроде.

      Темно было кругом, не поймешь – день или вечер. Снег с дождем хороводились. Ползли по небу низкие тучи, ни просвета, ни зги. Вот погодка!

      Где-то теперь Ульянка? По-хорошему ль до Москвы добралась, к сестрице своей единоутробной?

      Он пришел в Псков к вечеру, успел-таки до темна. Река Великая набухла льдом, как и Волхов, урчала зверем. Славен град Псков, мощны стены его, высоки башни, шатрами к небу вздымающиеся, благолепны храмы Христовы.

      Покрутился у ворот отрок – не видал ли кто отрядец небольшой – порасспрашивал…

      – А тебе что за дело? – ухватив Гришаню за руку, подозрительно спросил стражник.

      – Письмишко от них просила супружница одна, – вывернулся тот, – я б и написал…

      – Так ты грамотей, что ли? – удивился стражник.

      – Учен, – важно кивнул отрок. – Если чего надобно…

      – Надобно! Надобно! Еще как надобно – сам Бог мне тя послал, отроче!

      Выказав явные признаки радости, стражник, подменившись с приятелем, приобнял Гришаню за плечи и повел в ближайшую корчму.

      Уселись за дальний стол, чистый, выскобленный. Стражник у корчемника бумаги спросил да перьев.

      – Поесть бы сначала неплохо, – хитро улыбнулся отрок.

      Стражник кивнул, подозвал корчемника, велел постных пирогов с квасом подать.

      – Брат у меня есть, Степаном звать, – прошептал, к Гришане склонившись. –