Письма к Вере. Владимир Набоков

Молдавы, и по белизне этой с одного берега на другой проходят черные силуэтики людей, похожие на нотные знаки: так, например, фигурка какого-нибудь мальчишки тянет за собой значок диеза: санки. За рекой – снежные крыши в далеком легком небе; а направо – тот феодальный мост, о котором я уже тебе писал.

      Морн растет, как пожар в ветряную ночь! У меня осталось всего две сцены сочинить, причем уже есть самый конец последней – восьмой – сцены. Я пишу Лукашу, что это все – блистательный пустяк, но не верю… Впрочем…

      Господи, как я хочу тебя видеть… Глаза мои милые… Не знаю, что с тобой сделаю при встрече. Не могу дольше писать сегодня – надо идти на вечер. Меня вывозят в свет! Из моих знакомых тут только вечно юный Сергей Маковский. Люблю тебя. Бесконечно.

      В.

      Только что вернулся с вечера у Крамаржа. Непременно должен тебе привести диалог, который там «имел место» (галлицизм).

      Дама (пожилая).

      А как вам нравится Прага? (следует несколько строк относительно красоты Праги. Пропускаю. Затем:)

      Вы поступаете в здешнюю гимназию, не правда ли?

      Я.

      ???

      Дама.

      Ах, простите, – у вас такое молодое лицо… Значит, вы будете слушать лекции. Какой факультет?..

      Я (с грустной улыбкой).

      Я кончил университет два года тому назад. Два факультета – естественный и филологический.

      Дама (теряется).

      А… вы, значит, служите?

      Я.

      Музе.

      Дама (немного оживляется).

      Ах, вы – поэт. И давно пишете? Скажите, вы читали Алданова – занятно, не правда ли? Вообще, в наше трудное время книги очень помогают! Возьмешь, бывало, Волошина или Сирина – и сразу на душе легче. Но сейчас, знаете, книги так дороги…

      Я.

      Да, чрезвычайно дороги (и скромно удаляюсь инкогнито).

      Веселенький разговор? Я тебе привел его буквально.

      Счастье мое, знаешь, завтра ровно год, как я разошелся с невестой. Жалею ли? Нет. Это должно было так случиться, чтоб я мог встретить тебя. После «Господина Морна» я напишу второе – заключительное – действие «Скитальцев». Вдруг захотелось. А сейчас тушу свечу – и спать. Нет, еще почитаю немножко. Люблю тебя, моя хорошая. Пиши мне почаще – а то я не могу. И семнадцатого встреть на вокзале.

      В.

      6. 10 января 1924 г.

      Прага – Берлин, Ландхаусштрассе, 41

      10 – 1 – 24

      Smichov, Trida Svornosty, 37

      Prague

      Любовь моя, сегодня я был уверен, что влетит ко мне сестра с криком: «Письмо от Madame Bertrán!» – ан нет. Очень мне грустно стало… «Что письма? – белые заплаты на черном рубище разлук» (парафраза известного стиха господина Лермонтова).

      Вчера был вечер, сошедший с фламандского полотна, неподвижный в туманной поволоке. Над снегами, в тумане, закат просвечивал нежно и смутно, как непроявленные цвета декалькомании (знаешь?). Перейдя реку по льду, я поднялся на холм – белый, в черных кустах голой бузины; холм с одной стороны обрывается вниз крепостною стеной,