Лорд Хорнблауэр. Сесил Форестер

всякого, они будут стрелять во французов, американцев или голландцев, не особо задумываясь о том, на чьей стороне правда. Однако, если им без предупреждения прикажут обстрелять британское судно, в точности такой же бриг, возможно, все еще под вымпелом Белой эскадры, матросы растеряются и замешкаются.

      Уже почти рассвело.

      – Будьте добры, мистер Фримен, прикажите свистать всех наверх. Я обращусь к команде.

      Засвистели дудки; сонные подвахтенные высыпали из люков. Бедолаги недобрали час сна из-за того, что солнце встает не точно по расписанию вахт. Хорнблауэр огляделся, ища место повыше: на гладкопалубной «Порта Цёли» не было высоких шканцев, чтобы обратиться с них к собравшимся матросам. Придерживаясь рукой за бакштаг, он вспрыгнул на наветренный фальшборт.

      – Матросы! Хотите ли вы знать, зачем вас сюда отправили?

      Если они и хотели, это никак не отразилось на сонных лицах незавтракавших людей.

      – Хотите ли вы знать, зачем с вами отправили меня?

      О, да! Наверняка они ломали голову и строили догадки, чего ради коммодора – и не просто коммодора, а легендарного Хорнблауэра – отправили в море на восемнадцатипушечном бриге. Лестно было видеть, как они оживились, как вскинули головы, хотя Хорнблауэр и проклинал судьбу, вынуждающую его прибегать к риторическим уловкам, а уж тем более – апеллировать к своей славе.

      – Совершенно ужасное преступление, – продолжал он. – Британские моряки покрыли себя позором. Они взбунтовались перед лицом неприятеля.

      Не было никаких сомнений, что Хорнблауэр завладел вниманием слушателей. Он произнес слово «бунт» перед рабами боцманских дудок и кошек. Бунт – лекарство от всех их бед, от тягот матросского быта, опасностей и жестокого обращения, плохой кормежки и запрета на все жизненные удовольствия. Одна команда взбунтовалась – отчего бы не взбунтоваться им? Он должен будет рассказать о «Молнии», напомнить, как близко они от берегов Франции, где Бонапарт радостно осыплет благами любого британского моряка, который добровольно сдаст британское судно. Хорнблауэр продолжил, стараясь вложить в голос побольше презрения:

      – Команда «Молнии», точно такого же брига, как наш, совершила это гнусное предательство. Теперь бунтовщики укрылись здесь, в заливе Сены. Против них ополчился весь свет. Французы мятежниками брезгуют, а наша задача – вытащить этих крыс из норы. Они предали Англию, забыли свой долг перед королем и Отечеством. Полагаю, в большинстве своем это честные, однако недалекие люди, сбитые с толку несколькими подлыми мерзавцами. Эти мерзавцы должны ответить за свое злодеяние, и наше дело – не дать им уйти от кары. Если они настолько обезумели, что решат драться, мы захватим корабль с боем. Если они сдадутся добровольно, то заслужат смягчение приговора. Я хотел бы избежать кровопролития – вы не хуже меня знаете, что ядро убивает человека, не спрашивая, негодяй он или просто глупец. Однако, если они выберут бой, мы дадим им умыться кровью.

      Хорнблауэр закончил речь и взглядом показал Фримену,