Лейтенант Хорнблауэр. Сесил Форестер

себя новое обвинение в сговоре. Под пристальным наблюдением капитана оба спустились вниз. Когда они сошли по трапу, капитан вновь поднял свой большой нос.

      – Пошлите матроса освободить риф-таль, – приказал он, повысив голос лишь настолько, чтобы перекрыть ветер. – Выбирай!

      Второй риф на марселях был взят, и матросы начали слезать с реев. Капитан совершенно спокойно стоял у ограждения полуюта.

      – Ветер отходит, – сказал он Бакленду. – Эй, наверху, пошлите матроса прижать стень-фордуны к обечайке! Команду к брасам с наветренной стороны! Ютовая команда! Нажать на грота-брас с наветренной стороны! Дружней нажимай, ребята! Хорошо, фока-рей! Хорошо, грота-рей! Ни дюйма больше!

      Приказы отдавались разумно и здраво. Вскоре матросы уже стояли в ожидании, когда отпустят подвахтенных.

      – Боцманмат! Передайте мои приветствия мистеру Ломаксу и скажите, что я желал бы видеть его на палубе.

      Мистер Ломакс был баталером. Офицеры на шканцах невольно обменялись взглядами: невозможно было вообразить, зачем он понадобился на палубе.

      – Вы посылали за мной, сэр? – спросил запыхавшийся Ломакс, поднимаясь на шканцы.

      – Да, мистер Ломакс. Матросы выбирали грота-брас с наветренной стороны.

      – Да, сэр.

      – Теперь мы хотим наложить на него сплесень.

      – Что, сэр?

      – Что слышали. Мы собираемся наложить сплесень на грота-брас[2]. Каждому матросу по глоточку рома. Да, и каждому юнге.

      – Что, сэр?

      – Что слышали. Я сказал, по глоточку рома. Я что, должен повторять свои приказы дважды? Каждому матросу по глоточку рома. Даю вам пять минут, мистер Ломакс, и ни секундой больше.

      Капитан вынул часы и выразительно на них посмотрел.

      – Есть, сэр, – ответил Ломакс. Ничего другого он сказать не мог. Однако секунду или две он стоял, глядя то на капитана, то на часы, пока длинный нос не поднялся в его сторону, а кустистые брови не начали сходиться. Тогда он повернулся и бежал: пяти минут, отведенных на исполнение невероятного приказа, ему едва хватало на то, чтобы собрать свою команду, отпереть кладовую, где хранилось спиртное, и вынести ром. Разговор между капитаном и баталером вряд ли могли слышать больше пяти-шести матросов, но наблюдали его все, и теперь переглядывались, не веря своему счастью. На некоторых лицах появились ухмылки, которые Бушу страстно хотелось стереть.

      – Боцманмат! Бегите и скажите мистеру Ломаксу, что две минуты прошли. Мистер Бакленд! Попрошу вас собрать матросов!

      Матросы столпились на шкафуте. Быть может, у Буша разыгралось воображение, но ему показалось, что они ведут себя расхлябанно. Капитан подошел к ограждению шканцев. Его лицо лучилось улыбкой, так не похожей на прежний оскал.

      – Я знаю, где искать верность, ребята! – крикнул он. – Я видел ее. Я вижу ее сейчас. Я вижу ваши верные сердца. Я вижу ваш неустанный труд. Я вижу его, как вижу все, что творится на корабле. Все, я сказал. Предатели понесут наказание, а верность будет вознаграждена. Ура, ребята!

      Матросы крикнули «Ура!», кто неохотно,

2

«Наложить сплесень на грота-брас» на морском жаргоне означает выдать матросам по чарке рома. (Здесь и далее примечания переводчика)