Линейный корабль. Сесил Форестер

непокорным транспортным судам. Болтону придется подойти на расстояние окрика, а возможно, и выпалить разок из пушки; шкипера торговых судов если и умеют читать флажки, предпочитают их не замечать. Индийцы тоже убрали бом-брамсели – они имели удобное обыкновение убавлять на ночь паруса. Счастливо обладая монополией на торговлю с Востоком, они могли не торопиться и, оберегая покой изнеженных пассажиров, не тревожили их ночными свистками и топотом. Но внешне это выглядело так, будто они замышляют еще дальше отстать от «Калигулы», «Плутона» и транспортов. Любопытствуя, как поведет себя адмирал, Хорнблауэр направил подзорную трубу на «Плутон».

      Разумеется, тот разразился очередной вереницей флажков, адресованных непокорным индийцам.

      – Бьюсь об заклад, он жалеет, что не может отдать их под трибунал, – со смешком сказал один мичман другому.

      – По пять тысяч фунтов за рейс получают их капитаны, – был ответ. – Что им адмирал? Господи, кто по своей воле предпочел бы флот?

      Приближалась ночь, ветер крепчал, и по всему выходило, что караван разбредется в самом начале плавания. Хорнблауэру подумалось, что адмирал проявил себя нелучшим образом. Нельзя было отпускать транспорты вперед, флот не принимает оправданий, и посему сэр Перси Лейтон виноват. Интересно, как бы он сам поступил на его месте? Ответа Хорнблауэр так и не придумал, ограничившись признанием глубокой истины, что дисциплина не определяется правом отдать под трибунал. Он не считал, что сам справился бы лучше.

      – Вымпел «Сатерленда», – прервал его мысли сигнальный мичман. – «Занять… ночную… позицию».

      – Подтвердите, – сказал Хорнблауэр.

      Исполнить это было несложно. Ночью «Сатерленду» полагалось находиться в четверти мили на ветре от каравана. Сейчас он как раз двигался к позиции позади индийцев. «Плутон», следуя в кильватере «Калигулы», обогнал их – видимо, адмирал решил использовать свой корабль как связующее звено между двумя половинками разорванного конвоя. Быстро темнело, ветер по-прежнему крепчал.

      Хорнблауэр попробовал пройтись по качающейся палубе, чтобы хоть немного согреться и унять озноб; пока он стоял без движения, опять напомнил о себе желудок. Он вцепился в поручень, превозмогая дурноту. Меньше всего ему хотелось, чтобы его стошнило перед ироничным красавцем Джерардом. Голова кружилась от усталости и морской болезни. Он подумал, что если ляжет, то наверняка уснет и во сне позабудет свои мучения. Теплая и уютная койка манила все сильнее. Однако он через силу оставался на палубе, пока в быстро сгущающемся сумраке не убедился, что корабль занял предписанную позицию. Тогда он повернулся к Джерарду:

      – Уберите брамсели, мистер Джерард.

      Он взял сигнальную доску и, стараясь не думать про мятежный желудок, тщательно вывел подробнейшие указания для вахтенного, все, какие только мог измыслить. Они сводились к тому, чтобы держаться на ветре от каравана и не терять его из виду.

      – Вот приказы, мистер Джерард. – На последнем слове голос дрогнул, и ответного