Новый зверь. Каникулы господина Дюпона. Неподвижное путешествие. Морис Ренар

овало известной смелости выражений, которые можно было бы обойти, только сократив изложение, что я считал бы преступлением против моей литературной смелости.

      Теперь Вы знаете – Вы сами догадались бы об этом, – как мне хотелось бы, чтобы отнеслись к моему произведению, если кто-нибудь окажет ему непредвиденную честь подумать над ним. Я далек от желания пробудить в читателе примитивные инстинкты и радость при чтении описаний легкомысленных картин: я предназначаю свою книгу философу, влюбленному в Истину под покровом чудесной выдумки и в Высший Порядок мироздания под ложной оболочкой хаоса.

      Вот почему, милостивый государь, я прошу Вас принять эту книгу.

Морис Ренар.

      К читателю

      Это произошло в зимний вечер около года назад после прощального обеда, который я задал моим друзьям в моей меблированной квартирке, на улице Виктора Гюго.

      Эти частые переезды с квартиры на квартиру вызывались исключительно бродяжническими наклонностями моего характера, и сегодня, на прощание, мы весело продолжали, в сущности, пирушку, которую я затеял по поводу столь недавнего новоселья. Мы начали сегодня как раз с того момента, на котором тогда остановились. Когда пробил час ликеров и остроумия, каждый из нас блеснул, чем мог. Первым, конечно, выскочил сальный Жильбер, затем король парадокса и скоморох всей банды – Марлотт, а после него Кардальяк, наш постоянный, присяжный мистификатор.

      Не помню точно, как это произошло. Помню, что целый час мы утопали в табачном дыму. Потом кто-то вдруг потушил электричество, внес спешное предложение о необходимости устроить спиритический сеанс и сгруппировал нас в темноте вокруг маленького столика. И этот «кто-то», прошу заметить, был не Кардальяк. Может быть, это был его помощник, если предположить, что сама идея принадлежала Кардальяку.

      Нас было восемь человек, восемь неверующих против какого-то нуля, маленького столика, который мог положиться только на свои три ноги и который покорно вертелся под нашими шестнадцатью руками, расположившимися на его верхней доске по всем правилам оккультной науки.

      Эти правила нам преподал Марлотт. Он был когда-то усердным прихожанином спиритических сеансов, оставаясь, впрочем, нечестивым язычником, и знал все тайны столоверчения. Он был обычно нашим шутом, и мы охотно подчинились тому, что он захватил руководство сеансом: мы вперед радовались предстоящей потехе.

      Кардальяк был моим соседом справа.

      Я слышал, как он, с фырканьем и кашлем, подавлял смех.

      Тем временем столик продолжал вертеться.

      Жильбер задал вопрос – и, к безграничному удивлению Марлотта, столик ответил. Ответил сухими, скрипящими деревянными звуками и согласно эзотерическому алфавиту.

      Марлотт перевел нам этот скрип голосом, значительно поколебавшимся в своей обычной уверенности.

      Каждому из нас захотелось задать вопрос столику – он проявлял в своих репликах большое остроумие. Воцарилось серьезное настроение. Началась отчаянная мозговая работа. Вопросы срывались с наших уст, и необычайно быстро следовали ответы, исходившие, как мне казалось, от той ножки стола, которая была поближе ко мне, справа.

      – Кто будет здесь жить через год? – опросил тот, кто затеял это спиритическое развлечение.

      – Ого! Если ты станешь спрашивать его о будущем, – воскликнул Марлотт, – ты услышишь какую-нибудь чепуху или он совсем замолчит!

      – Оставь, – вмешался Кардальяк.

      Вопрос повторили снова:

      – Кто будет здесь жить через год?

      Стол заскрипел.

      – Никто! – возвестил переводчик.

      – А через два года?

      – Николай Вермон.

      Все мы в первый раз слышали это имя.

      – Что он будет делать в этот самый час ровно через год?

      – Нам хотелось бы знать, что он делает… Отвечай!

      – Он начинает… здесь, на мне… записывать… свои приключения.

      – Ты можешь прочитать, что он пишет?

      – Да… и то, что он напишет потом… и то и другое…

      – Расскажи… Только начало, самое начало.

      – Устал. Алфавит… недостаточен… Дайте пишущую машину.

      В темноте раздался сдержанный шепот. Я встал, принес свою машину и поставил ее на столик.

      – Это «ватсон», – сказал столик, – я француз и желаю писать на французской машине, мне нужен «дюран».

      – «Дюран»? – спросил мой сосед слева, страшно удивленный. – Разве есть такая фирма? Я не слышал.

      – И я тоже.

      – Я такой не знаю.

      – И я.

      Мы были страшно расстроены этой неудачей. Вдруг отчетливо и медленно прозвучал голос Кардальяка:

      – У меня есть «дюран». Хотите? Я привезу.

      – Ты сумеешь писать в темноте?

      – Через четверть часа я вернусь, – сказал он и вышел, оставив наш вопрос без ответа.

      – Ну,