Присцилла из Александрии. Морис Магр

а также их сжигать. Разрешалось только хоронить их попросту в земле. Некропольский квартал местами был пустынен, он сделался убежищем для бродячих торговцев, проституток и воров. Но там еще проживало несколько бальзамировщиков, и люди, не отрекшиеся от старинных египетских обрядов, приносили к ним трупы своих родственников, чтобы вернуться за ними, когда они будут превращены в мумии. Этой самой профессией занимался свояк Тутмоса.

      Чтобы дойти до его жилища, нужно было сперва перейти узкий мост через канал, который соединял Мареотийское озеро с гаванью Киботос. Из стоячей воды исходил тошнотворный запах, полный миазмов. Оба раба на ходу перекрестились. Возле этого моста несколько лет назад, центурион Септимус, которому поручено было надзирать за Некропольским кварталом, приказал солдатам выбросить в воду несколько мумий, обнаруженных у одного бальзамировщика; молва говорила, что гневные покойники продолжают плавать в гниющих водах.

      За мостом тянулась длинная и узкая улица, на которой находилось несколько лавок. Эта улица была спокойна, ее жители, казалось, не ведали о волнениях Александрии. Женщины сидели у дверей, нищий рылся в отбросах на перекрестке.

      Дети шли рядом с рабами, но, когда улица сделала поворот и Тутмос вступил в маленький, еще более узкий переулок с крутым спуском, пришлось взять их на руки, потому что повсюду нагромождены были обломки, почва становилась вязкой и тощие псы пугали детей, подбегая обнюхивать их.

      Тутмос толкнул деревянный барьер. Они прошли обширный участок земли, окруженный потрескавшимися стенами, и очутились перед узкой дверью с решетчатым окошечком, через которое пробивался смутный свет.

      Прежде чем Тутмос успел постучать, дверь приоткрылась и они увидели на пороге человека, который ни во что не верил…

      Присцилла была счастлива сознанием, что они вне опасности, что скоро придут вести и ее, без сомнения, возвратят отцу.

      Тегенна уложила ее рядом с Марком на широком шерстяном плаще. Спать! Она решительно не могла уснуть. При входе в эту низкую комнату, где висел тяжелый запах мирры и черной смородины, ее охватило странное ощущение.

      – Присцилла, Присцилла! Это ты, Присцилла! – шептало ей на ухо невидимое дыхание, безжизненный голос.

      Нет, ни этот высокий мужчина с треугольной бородой, с нависшими бровями, такими густыми, что нельзя было разглядеть глаз, ни женщина с испитым лицом, сидящая, съежившись на земле, не могли прошептать ее имя так близко от нее. Ароматный воздух был полон присутствия человеческих существ; таинственная деятельность, которая была неощутима для чувств, наполняла атмосферу комнаты. Кто произнес имя Присциллы? Или, скорее, какая мечта заставила ее поверить, что ее назвали по имени?

      Комната, которая освещалась только чадящей масляной лампочкой, была загромождена всевозможными вещами. По углам были навалены груды кривых щипцов, коротких ножей, металлических трубочек, пилок, как будто хозяин жилища был мастером заплечного цеха. Туго набитые мешочки были набросаны беспорядочной кучей: от одного