Полярные аргонавты. Роберт Сервис

ее мучения. Самые умные лошади погибали первыми. Они надрывали свои силы в доблестных усилиях. Доведенные до отчаяния, они иногда убивали себя сами, бешено кидаясь на скалы. О, это было ужасно, ужасно! Наша собственная лошадь была обречена на гибель. Откровенно говоря, никто, кроме Банки Варенья, не был этим особенно огорчен. Если впереди была глубокая рытвина, лошадь неизменно погружалась в нее. Иногда нам приходилось дважды в день распрягать вола и при его помощи вытаскивать ее. На краю дороги было место, очищенное от снега и служившее живодерней. Туда-то мы привели ее со сломанной ногой и всадили ей пулю в голову. Пока мы возились, туда привели еще шесть других, чтобы застрелить.

      Было воскресенье, и мы сидели в палатке, бесконечно наслаждаясь днем отдыха. Банка Варенья чинил кусок упряжи, Блудный Сын играл в соло. Блаженный Джим только что возвратился из путешествия в Скагуэй, где он надеялся найти письмо издалека, касающееся некоего Джека Мошера. Его обычно бодрое, приветливое лицо было мрачно и встревожено. Он медленно снял свое покрытое снегом пальто.

      – Я всегда говорил, что на этом клондайкском золоте лежит проклятие, – сказал он, – теперь я уверен в этом. Во что оно обойдется, сколько сердец разобьет, сколько очагов разрушит? Никто никогда не узнает, во что оно уже обошлось. Но это последнее все же самое ужасное.

      – Что случилось, Джим? Какое последнее?

      – Да разве вы не слыхали? Так вот, нынче произошел снежный обвал на Чилкуте, и несколько сот человек погребены.

      Я смотрел на него пораженный. Нас, живших изо дня в день под угрозой снежных обвалов, это бедствие наполнило ужасом.

      – Не может быть, – сказал Блудный Сын. – Где?

      – О, где-то около Линдермана. Сотни бедных грешников погибли, не имея возможности покаяться.

      Он собирался уже сказать нам поучение по этому поводу, когда вмешался Блудный Сын.

      – Несчастные! Я думаю, что мы знаем кое-кого из них. – Он повернулся ко мне: – Хотел бы я знать, не случилось ли чего с вашей маленькой подругой венгеркой?

      Мои мысли действительно как раз обратились к Берне. Среди испытаний в пути (когда нам приходилось сосредотачивать все мысли на треволнениях минуты, а каждая минута была полна своих треволнений) оставалось мало времени для размышлений. Тем не менее образ ее был всегда передо мною и мысли о ней приходили мне в голову, когда я меньше всего ждал их. Жалость, нежность и большая доля тревоги наполняли мои думы. Часто я задавал себе вопрос: увижу ли я ее еще раз. Радость и сильное томление охватывали меня, когда я мечтал об этом.

      При этих словах Блудного Сына показалось, будто все мои рассеянные чувства слились в одно. Могучее желание, доходившее почти до страдания, охватило меня. Мне кажется, что я был все время молчалив и серьезен, но, должно быть, сила моего желания внушила Блудному Сыну следующие слова:

      – Послушай, старина, если тебе хочется прогуляться по дороге на Дайю, я думаю, что смогу обойтись без тебя денек-другой.

      – Да, правда, я хотел бы