Остров Пасхи. Андре Арманди

замечает мне Корлевен, – до вокзала отсюда два лье, а лесные дороги в такую погоду вряд ли похожи на шоссе.

      Флогерг, достаточно прожарившись спереди, поворачивается на своей табуретке.

      – Что это вы читаете, Гартог? – спрашивает он обычным возбужденным голосом.

      Гартог заканчивает какие-то действия, начатые карандашом на полях газеты, и отвечает не оборачиваясь:

      – Газету.

      – А что же так увлекает в ней вас?

      – Биржевой курс.

      Флогерг смеется, и от смеха его делается жутко.

      – И это вас интересует? Держу пари, что вы рассчитываете, как поместить вашу будущую часть сокровища.

      – Поместить – о нет, употребить – да. Биржа может пригодиться и на другое дело, чем помещение своих денег.

      – На какое же?

      – Поглотить деньги тех, которые меня разорили, – глухо отвечает Гартог.

      – Когда мы дойдем до такой возможности, – говорит Корлевен, – вы скажите мне, Гартог. Я назову вам тогда одно морское акционерное общество, с акциями которого надо будет проделать недурную игру на понижение.

      Гартог пристально смотрит на Корлевена.

      – Запомню, – говорит он просто.

      Смех Флогерга звучит еще более горько.

      – Так, значит, вы все верите в это предназначенное нам богатство, которое снова придаст вкус к шалостям жизни четырем ее обломкам, какими являемся мы?

      Гартог резко поворачивается к нему.

      – А если вы сами, Флогерг, не верите в это, то что же вы делаете здесь?

      – А вы, Корлевен? – спрашивает Флогерг не отвечая.

      – Я, – философически отвечает Корлевен, – я думаю, что когда не осталось уже терять ничего, кроме жизни, то всегда можно сделать попытку.

      – А вы, Беньямин среди отчаявшихся?

      Я значительно моложе всех их, младший из четверых, и они прозвали меня Беньямином.

      – Я верю. Если бы у старого Кодра не было уверенности, то для чего бы ему принимать нас здесь, и при том, надо признаться, весьма гостеприимно.

      – Как это чудесно – еще иметь возможность надеяться!

      – Замолчите, зловещая птица, – говорит Корлевен. – Со всеми своими ужимками скептика вы среди нас четверых, быть может, самый верующий.

      Флогерг поднялся; на лице его выражение беспощадной и яростной ненависти.

      – Веры нет! Есть желание, да, есть, желание всеми силами души! И я думаю, что для некоторых людей, которых я знаю, лучше было бы, чтобы на головы их пал огонь, пожравший Гоморру и Помпеи, чем если в этом кармане будет лежать моя часть этого богатства. Да, Корлевен, вы правы, я хочу верить в это.

      – Так, значит, спора нет! – отвечает Корлевен. – Я предпочитаю видеть вас таким, чем видеть, как вы в нерешительности изводите свою желчь. Итак… Вы подпишете сегодня вечером?

      – Подпишу.

      – А вы, Гартог?

      – В принципе я согласен. Но я хочу еще раз послушать чтение договора и сформулировать некоторые поправки. Если они будут приняты, я подпишу.

      – В