Трон и любовь. На закате любви. А. И. Лавинцев

о нем думаешь?

      – А мне что ж? Поискать так поискать, – последовал вялый, ленивый ответ. – Уж ежели думать, так ты, Кочет, думай, а я за тобой пойду…

      – Вы не думайте, – вставил свое слово Потапыч, – боярин мой за казной не постоит… жалованье великое получите… Казны-то у него много…

      – Еще бы, – усмехнулся Кочет, – на воеводстве был…

      – Ну, ну, чего там! – заворчал Потапыч. – Не вашего ума то дело… Говори-ка лучше: беретесь вы разведать, живет ли немчинка в Кукуй-слободе?

      – Отчего ж не взяться-то, ежели жалованье хорошее будет, – усмехнулся Кочет. – Только вот редко мы там бывали, не запутаться бы, – раздумчиво произнес он, – Телепень вот до заморских девок падок, так лазил туда, а я в Кукуй-слободу только с посылкой из приказа бегал. Погоди малость, Анкудин Потапыч, дай умом пораскинуть…

      – Раскидывай, торопить не буду, – ответил старик, наливая ковши. – Вот хлебни, это помогает, ежели кто думу думает…

      – А как эту немчинку кличут? – полюбопытствовал в первый раз Телепень.

      – Постой, малый, – остановил его Потапыч, – про то после речь будет… Да вот еще что, молодец, – обратился он к Кочету, – заодно уж желательно боярину моему знать, что в Кукуй-слободе его детища делают, у кого бывают, с кем время делят… Родительское сердце-то болит…

      – Стой, Потапыч, стой! – перебивая его, воскликнул Кочет. – Нашел я, знаю, как ваше дело обделать; ту самую думу, которая мне нужна была, за хвост ухватил… Шляются, говоришь, сынки-то боярские в Кукуй?

      – То и дело… Вдругорядь днюют и ночуют там… Я вот сюда побрел, а они туда улизнули…

      – Так, так… А знаешь ли что? Ведь я этих твоих молодцов видал… Дрались мы с ними… Молодцы они парни, и в драке, и в попойке лихи.

      – Ну вот, скажешь тоже! – недовольно проворчал старик. – Станут они свои боярские ручки о вас, подлых[7], трепать…

      – Бывало дело! – самодовольно усмехнулся Кочет. – Вот теперь это все пригодилось… Знаю я, что нам делать, как приступить… Найдем мы с Телепнем вашу немчинку, ежели она только в Кукуй-слободе живет, живо найдем… Они-то, боярина твоего сынки, туда, говоришь, пошли?

      – Ох, туда…

      – Важно! Принимаем мы твое дело! Давай теперь о жалованье говорить… Вот мой сказ: по два рубля на брата да угощенье твое!

      Потапыч даже взвизгнул, услыхав условия Кочета. Два рубля в то время были вовсе не малой суммой, а служба, которая надобна была боярину Каренину, старику Потапычу казалась пустяшною.

      – Ишь заломил! – взволнованно воскликнул он. – Пожалуй, дело так у нас не сойдется.

      – Не сойдется и не надо, – равнодушно ответил молодой стрелец.

      Но торг все-таки начался. Потапыч торговался до слез, божился, клялся всеми святыми, каких только знал, но стрельцы непреклонно стояли на своем. Делать было нечего, в конце концов старик согласился, и ударили по рукам.

      – Вот теперь и выпить можно! – заявил Кочет, до того не прикасавшийся к ковшу. – Ставь, что ли, хмельного, за скорую

7

Подлый – в старину всякий человек низшего звания, простолюдин.