Несравненная Жозефина. Лев Каневский

помешательство этой парочки, как ты думаешь? – хрипло спросил он. – Лично мне кажется, что до первого поражения «зеленого» полководца там, в Италии. А ты?

      – Если, судя по всему, новоиспеченная супруга остается в Париже и не собирается делить с супругом тяготы бивуачной жизни, – то до возвращения его из Италии, со щитом или на щите. Ты думаешь, что теперь он у тебя в кармане? Гляди, как бы ты не оказался у него в кармане!

      – Только не я, – мрачно ухмыльнулся Баррас. – Я не такой простак. Он мне всем обязан. Своей военной карьерой, красавицей женой. Он должен быть мне благодарен.

      – Боже, какой вздор! Лично я считаю, что чувство благодарности для политика – пустой звук. И такой человек, как Буонапарте, не поддастся никаким эмоциям. У него в голове одна карьера.

      На следующий день вечером у председателя Директории в его покоях в Люксембургском дворце собралось, как всегда, веселое общество, в котором блистала его креолка, правда, теперь в новом качестве – законной жены коротышки-генерала. Все гости не сводили с нее глаз. Баррас, улучив минутку, отозвал ее в сторону:

      – Знаешь, до чего додумался твой благоверный? – сказал он, хихикнув. – Он теперь требует, чтобы отныне все его называли не на итальянский манер, как прежде – Буонапарте, а на французский – Бонапарт. Он, по-видимому, считает, что ему в армии в Италии будет обеспечен больший успех, если он не будет выпячивать свои итальянские корни. Для чего дразнить наших солдат? Но если тебе такая фамилия не нравится, то мы не позволим ему этого сделать. Думаю, что этот итальяшка может дать сто очков вперед любому французу, хотя нельзя не признать, что в душе он остается дремучим средневековым итальянским крестьянином, не находишь? – Он задорно подмигнул ей.

      – Баррас, мне, честно говоря, на это наплевать. Для меня он все же остается чужаком, независимо от того, как звучит его фамилия. По мне главное, чтобы он поскорее избавился от своего злобного корсиканского клана, как и от итальянского «буо». Ах, Баррас, Баррас, для чего ты втянул меня в эту авантюру?

      – Какой вздор ты несешь, моя маленькая креолочка! Он уедет, и весь Париж будет у твоих ног. Сколько тебя ждет здесь развлечений – не соскучишься. Ну, что касается твоего муженька, то он наверняка сломает себе зубы об этот крепкий орешек – австрийскую Италию, а беззубая собака не кусается – нечем! – Он громко захохотал. – Ну а теперь забудем о нем и будем веселиться, как всегда.

      Она улыбнулась:

      – Да, Париж – это мой земной рай. Как здорово, что ты позволил мне здесь остаться. Только на таких условиях я готова быть «счастливой» женой Бонапарта!

      …Их медовый месяц продолжался всего две ночи. На третью он уже не лег в постель к жене и почти всю ночь простоял, нагнувшись над столом в салоне, на котором были разложены карты Альп, через которые ему предстояло с войсками пройти по Ломбардии. Несколько раз она подходила к нему в одной ночной прозрачной рубашке, пыталась отвлечь его от планов похода в пользу царства Венеры, но он отнекивался, выталкивая ее назад, в спальню.

      – Потерпи,