Левиафан. Борис Акунин

это от романтического представления о собственной персоне.

      Что еще можно было сказать про русского? По-французски говорит прилично. Характерная деталь – слегка заикается. Значка как не было, так и нет. Больше всего интереса дипломат проявил к японцу, задавал ему всякие скучные вопросы про Японию, но самурай отвечал настороженно, словно ожидал подвоха. Дело в том, что новенький не объяснил обществу, куда и зачем едет – просто назвал свое имя и сказал, что русский. Комиссару же любознательность русского была понятна – ему в Японии жить. Гош представил страну, где все поголовно такие, как месье Аоно, все живут в кукольных домиках с загнутыми крышами и чуть что выпускают себе потроха. М-да, русскому не позавидуешь.

      После ужина, когда Фандорин сел в сторонке выкурить сигару, комиссар пристроился в соседнем кресле и задымил трубкой. Ранее Гош представился новому знакомому парижским рантье, из любопытства совершающим путешествие на Восток (такая была у него легенда). Теперь же повел разговор к делу, но издалека, осторожненько так. Повертел у себя на лацкане золотого кита (того самого, с рю Гренель), сказал как бы между прочим, для завязки беседы:

      – Красивая штучка. Не находите?

      Русский покосился на лацкан, промолчал.

      – Чистое золото. Шик! – похвалил Гош.

      Снова выжидательное молчание, но вполне учтивое. Просто ждет человек, что последует дальше. Голубые глаза смотрят внимательно. Кожа у дипломата хороша – чистый персик. Румянец прямо как у девушки. Но не маменькин сынок, это сразу видно.

      Комиссар решил сменить тактику.

      – Много путешествуете?

      Неопределенное пожатие плечами.

      – Вы ведь, кажется, по дипломатической части?

      Фандорин вежливо наклонил голову, вынул из кармана длинную сигару, отрезал серебряным ножиком кончик.

      – И во Франции бывать приходилось?

      Опять утвердительный наклон головы. Собеседник из месье русского неважнецкий, подумал Гош, но отступать не собирался.

      – Я больше всего люблю Париж ранней весной, в марте, – мечтательно произнес сыщик. – Лучшее время года!

      Он зорко взглянул на своего визави и внутренне подобрался – что скажет?

      Фандорин кивнул дважды. Непонятно: то ли просто принял к сведению, то ли согласен. Начиная раздражаться, Гош враждебно насупил брови.

      – Так вам значок не нравится?

      Трубка зашипела и погасла.

      Русский коротко вздохнул, сунул руку в жилетный карман, двумя пальцами достал золотого кита и наконец соизволил разомкнуть уста:

      – Я вижу, сударь, вас интересует мой з-значок? Вот он, извольте. Не ношу, потому что не желаю быть похожим на дворника с бляхой, хоть бы и з-золотой. Это раз. На рантье, месье Гош, вы непохожи – слишком взглядом рыскаете. Да и зачем парижскому рантье таскать с собой казенную папку? Это два. Раз вам известен мой род занятий, стало быть, имеете д-доступ к судовым документам. Полагаю, что вы детектив.