Одна среди туманов. Карен Уайт

похоже, тоже пришлась по душе. Он говорил, что все Уокеры, как и их дом, отличаются независимостью, оригинальностью и внутренней крепостью, так что с ними не совладают никакие невзгоды и бури. А еще он сказал, что такими качествами может обладать только то, что опирается на любовь – самый прочный фундамент и для семей, и для домов.

      Тут я едва не перебила Матильду. Мне хотелось сказать, что у моего отца, похоже, просто был хорошо подвешен язык, поэтому он всегда знал, что нужно сказать, чтобы добиться своего, но я снова промолчала. Если старики в чем-то уверены, не стоит даже стараться их переубеждать. Во-первых, это бесполезно, а во-вторых, воспоминания и старые снимки – это все, что у них осталось.

      Потом началась война. В сорок третьем году мой отец записался в армию, и они с Бутси решили пожениться до того, как его отправят на фронт. Так они и поступили, и, пожалуй, правильно сделали, потому что в противном случае я, возможно, не родилась бы вовсе. Дело в том, что с войны отец вернулся совершенно другим. Матильда говорила – он все продолжал сражаться, хотя война давно закончилась. На окружающих папа все время злился и кричал, а порой затевал драки, так что его частенько забирали в полицию. Бутси от него тоже доставалось, к тому же она не знала, что еще он может выкинуть в следующую минуту, поэтому в относительной безопасности она чувствовала себя, только когда папа оказывался в тюрьме.

      Однажды мой отец так сильно избил Бутси, что она едва не умерла. Кое-как ей удалось вырваться: сначала она бросилась в больницу, а потом… Словом, домой она вернулась только шесть лет спустя.

      В этом месте я не удержалась и заплакала, и Матильда, отложив коробку с серебряными приборами, крепко обняла меня, словно я была совсем маленькой. Я хорошо знала эти объятия: крепкие, успокаивающие, надежные. Все шесть лет, пока моя мать скиталась неизвестно где, Матильда была рядом, готовая обнять, успокоить, утешить.

      Но сейчас я хотела, чтобы вместо утешений она, наконец, рассказала, почему мать меня бросила и что со мной было не так.

      И на этот мой вопрос Матильда ничего ответить не смогла. Она только сказала, что у каждой матери есть свой язык, которому она должна сначала научиться сама и только потом – обучить ему своих детей. Бутси пришлось учиться очень долго, потому что рана в ее душе была слишком глубокой – рана, которая появилась еще в те времена, когда ее, совсем кроху, оставила собственная мать. И не имело никакого значения, что она сделала это не преднамеренно, потому что жить без мамы – неважно, по какой причине, – это все равно что жить без сердца.

      Еще Матильда сказала, что в тот день, когда мой отец избил Бутси, она получила раны куда более глубокие, чем просто синяки и ссадины, поэтому, чтобы исцелиться, ей пришлось уехать. Меня же Бутси оставляла с человеком, который, как она точно знала, будет любить меня, заботиться обо мне и сумеет быть мне матерью, тогда как сама она была на это еще не способна. Материнская любовь, сказала Матильда, это как вера. Верят же люди в Бога, хотя никто Его не видел?..

      Не