Тайна леди Одли. Мэри Элизабет Брэддон

Люси, нет, нет! – горячо вскрикнул он- Не здесь, не здесь!

      – Да, здесь, здесь, – настаивала она, и странная страсть делала ее голос пронзительным и резким – не громким, но чрезвычайно отчетливым, – здесь и больше нигде. Как вы благородны и щедры! Любить вас! Есть женщины в сотни раз красивее и лучше меня, которые могли бы преданно вас любить, но вы просите слишком многого от меня. Вы просите слишком многого от меня! Вспомните, чем была моя жизнь, только вспомните это. С раннего детства я не видела ничего, кроме нищеты. Мой отец был джентльменом, умным, хорошо воспитанным, щедрым, красивым – но бедным. Моя мать… но позвольте мне не говорить о ней. Нищета, испытания, нужда, унижения, лишения! Вы не знаете этого, вы, кто живет среди тех, для кого жизнь легка, вы даже не догадываетесь, что приходится переносить таким, как мы. Поэтому не просите у меня слишком много. Я не могу не быть незаинтересованной, я не могу не видеть выгод такого союза. Я не могу, не могу!

      Помимо ее возбуждения и страстности в ней было что-то неопределенное, что вселяло в баронета смутную тревогу. Она все еще была на полу у его ног, скорее скорчившись, чем просто преклонив колени, ее тонкое белое платье облегало фигуру, светлые волосы струились по плечам, огромные голубые глаза блестели в сумерках, и руки ухватились за черную ленточку вокруг шеи, как будто она душила ее.

      – Не просите слишком много от меня, – все повторяла она, – я с детства была эгоисткой.

      – Люси, Люси, говорите прямо. Я вам не нравлюсь?

      – Не нравитесь! Нет, нет!

      – Вы кого-нибудь любите?

      Она громко рассмеялась, услышав этот вопрос.

      – Я не люблю никого на свете, – ответила она.

      Он был рад ее ответу, и все же это и ее странный смех смущали его чувства. Помолчав несколько мгновений, он промолвил с усилием:

      – Люси, я не буду просить от вас слишком многого. Осмелюсь сказать – я романтический старый глупый человек, но если вы не испытываете ко мне неприязни, и если вы никого другого не любите, я не вижу причины, почему мы не можем стать счастливой парой. Решено Люси?

      – Да.

      Баронет заключил ее в свои объятья и поцеловал в лоб; затем, спокойно пожелав ей спокойной ночи, он вышел из дома.

      Он сразу вышел из дома, этот старый глупый человек, потому что в его сердце было какое-то странное чувство – не радость, не триумф, но что-то сродни разочарованию, какое-то удушающее и неудовлетворенное желание камнем лежало у него на сердце, как будто он нес труп у груди. Он нес труп той надежды, что умерла от слов Люси. Все сомнения, страхи и робкие надежды были кончены.

      Люси Грэхем медленно поднималась по лестнице в свою маленькую комнату. Она поставила тусклую свечу на комод и села на край белой кровати, такая же тихая и белая, как драпировки, висевшие вокруг нее.

      – Больше не будет зависимости, не будет тяжелой работы, не будет унижений, – прошептала она. – Все следы старой жизни исчезли – все нити к правде похоронены и забыты – за исключением этих, за исключением этих.

      Она