Тёмное время шуток. Лина Сальникова

ода независим:

      все так же не смешон февраль пять лет спустя.

      в конце нас, может быть, помянут в бенефисе

      в честь жизни, а потом, написанных, простят.

      убийца лилий

      во мне просыпался холодный убийца лилий,

      срезающий стебли им, хрупким, – до сока, с хрустом.

      зачем вы пришли, не решившие «или-или»,

      зачем вы себя отдаете моим искусствам?

      картонные и несчастные: «оживи нас».

      предмет волшебства, волхования и алхимий.

      я молча срезаю стебли наполовину,

      и каждый цветок получает в подарок имя.

      всё просто в любом колдовстве: не проси – не зная.

      убийца и мастер не помнят от просьб отказа.

      под солнечным светом улыбка ножа – стальная.

      и каждое имя молчит над хрустальной вазой.

      Пикник в муравейнике

      Стояли звери

      Около двери,

      В них стреляли,

      Они умирали1

      Постирали платок – он осенних набрался слёз.

      Расстелили постель – никому в ней опять не спится.

      У соседских людей чертенёнок на год подрос.

      У глубинных зверей морды сделались словно лица.

      Я стираю белье у промзоны, где пережжен

      яркой ржавчиной дней бельевой опустевший провод.

      Ожидание сталкера – осень любой из жён.

      Прелесть осени – быть неминуемой и суровой.

      А внутри у меня – эта комната под замок.

      Тишина из нее смотрит, взгляд неподвижно вперив.

      Я хотел испугаться, что выстрелят, но не смог.

      Всё равно я останусь зверем под этой дверью.

      мой печальный шут

      Пляши, пляши, мой печальный шут.

      Корми толпу и смеши людей.

      На мостовой голоса и шум,

      и время бьется – сейчас и здесь.

      Терпи побои, ты к ним привык —

      что сделать челяди площадной,

      когда ты видишь такую высь,

      что не сравнится с их мрачным

      дном?

      В тебе, насмешливом, хлещет жизнь —

      словами, горлом. Ты гол и нищ.

      Держи ладони мои, держи, —

      через касание льются дни,

      одни и те же – с тобой, другим,

      совсем другие – с тобой одним.

      И смолкнут на мостовой шаги.

      И голосов оборвется нить.

      Но мне – с тобой, а совсем не к ним.

      маме о лебедях

      чего только ни привидится бога ради

      как встретишь все это в реальности на беду…

      здравствуйте мама я в собственном гордом аде

      или чужом гладко вылизанном аду.

      завтра целехонек снова туда пойду.

      смотришь на мир выплывающий лебедями —

      думаешь сам выйти в белом таком пальте.

      но лебеди к ночи становятся леблядями

      на гадкой и не отражающей пустоте.

      а впрочем я мама всё это хотел вертеть.

      Баю-бай

      Вот и спать ложись, все закончено, баю-бай,

      не придут ни волчок, ни гоблин и ни бабай.

      это сказка про тех, кто живет у тебя в груди.

      если тяжко в груди, говори себе: я один.

      Был сим-сим, а теперь двоих ты закрыл в ларец.

      больше нет ни царевичей, ни колдовских царевн.

      только мысли твои, словно цепь на дубу, звенят.

      и огниво надежное не разожжет огня.

      оловянный солдатик, оставь одинокий пост.

      не борись ни с каким из сюжетов до этих пор.

      потому что вся жизнь – и сама по себе борьба.

      не пиши о ней сказок, не жди их. и баю-бай.

      Матрица

      Третий год мы играем в избранных,

      первый год мы играем в понятых.

      Ничего не сулит реальности,

      если жить по законам матрицы.

      Если вычеркнуть привкус памяти,

      чувство времени, эхо комнаты,

      то совсем непонятно главное:

      что же общего в нас останется.

      Представляясь тебе как Тринити,

      преставляясь в сюжетной линии,

      я не помню о муках совести

      и

1

Стишок очень маленького мальчика | А. и Б. Стругацкие