Охотники за микробами. Поль де Крюи

по своей узкой лаборатории, заложив руки за спину, и размышлял: «А вдруг Нидхем и в самом деле прав? Может быть, действительно в семенах существует какая-то таинственная сила, которую жар может разрушать?»

      Он снова тщательно вымыл свои колбы и взял новую порцию семян; но вместо того чтобы кипятить их в воде, положил их на кофейную жаровню и испек до состояния черных, обуглившихся зернышек. Затем засыпал их в чистую дистиллированную воду, бормоча себе под нос:

      «Если в этих семенах и была какая-то «животворящая сила», то я, без сомнения, зажарил ее до смерти».

      Вернувшись через несколько дней к колбам с отваром из жженых семян, он зло и саркастически улыбнулся, и эта улыбка не предвещала ничего хорошего для Бюффона и Нидхема, потому что в каждой капле отвара из всех без исключения колб оживленно прыгали и резвились крошечные животные, проводя свои ограниченные, забавные и короткие жизни так же весело, как в лучшем отваре из свежих семян. Он попытался разбить свою собственную теорию исходя из воззрений благочестивого Нидхема и блистательного Бюффона. «Они утверждают, что жар убивает их Силу и мешает ей создавать крохотных животных, но вот оказывается, что сожженные до угля семена – прекрасная питательная среда для ничтожных зверюшек, а значит, эта их так называемая «животворящая сила» – всего лишь миф!» Спалланцани громко заявил об этом всей Европе, которая теперь уже прислушивалась к нему.

      Затем он решил немного отдохнуть от утомительной возни с крохотными животными и занялся изучением процессов пищеварения в человеческом желудке, проводя жестокие опыты на самом себе. Но этого было ему недостаточно, и параллельно с этими исследованиями на жарком и темном чердаке своего дома он стал разбираться с тем удивительным фактом, что летучие мыши, будучи слепы, почему-то не наталкиваются на предметы во время полета. И среди всех этих занятий он находил время для помощи в воспитании своих маленьких племянников и в хлопотах брата и сестры, скромных людей, не обладающих никакими талантами, но близких ему по крови и потому любимых.

      Довольно скоро он вернулся к сакральному вопросу, как же возникает жизнь – вопросу, который религия учила его игнорировать, принимать со слепой верой за чудо Создателя. Интересовали его при этом не только крохотные животные, поэтому он начал обширные исследования относительно спаривания жаб. «В чем причина сильного и неустанного стремления жабы мужского пола к женской особи?» – задался он вопросом, и любопытство сподвигло его на проведение неслыханно жестоких опытов.

      Он проделал их не из прихоти, чтобы причинить жабе-самцу боль, а желая разобраться во всех фактах относительно того, как возникают новые жабы. Что заставляет жабу совершать эти действия? Этот безумный священник отрезал жабе-самцу ноги посреди их совокупления, но умирающее животное не прекращало совершать то, к чему призывала природа. Этот причудливый опыт навел Спалланцани на многие размышления. «Такое упорство жабы-самца, – решил он, – свидетельствует