Афонское сражение. Адмирал Сенявин против турецкого султана. Владимир Шигин

Наполеон, разглядывая едва видимые в метели тени. – Почему отходят?

      – Они не отходят, ваше величество, они атакуют! И это русские! – пригляделся к несущейся конной массе Бертье. – Сейчас наши, кажется, славно паникуют!

      Императора спасла контратака его шурина Мюрата. Но и Мюрат далеко не продвинулся. Его конники застряли в глубоком снегу и повернули обратно.

      – А это кто наступает так вразброд? – показал раздраженно Наполеон Бертье куда-то влево, где едва виднелась бесформенная толпа устало бредущей пехоты. – Неужели опять русские? Надо их достойно встретить!

      Бертье пригляделся в зрительную трубу.

      – Встречать их не надо! Они не наступают, а отступают!

      – Но кто это?

      – Это ваша старая гвардия, сир!

      – Не может быть! Моя гвардия никогда не отступает! Передайте мне трубу!

      В окуляры увеличительных стекол Наполеон отчетливо увидел, как бегут его усачи в высоких медвежьих шапках.

      – Победы сегодня уже не будет! – сказал император мрачно. – Теперь остается только рассчитывать на ничью!

      Поздно вечером сражение прекратилось само собой. Потери сторон оказались примерно равными.

      Наполеон был мрачен от доложенных справок по погибшим. Почти тридцать тысяч для одного дня – это уж слишком!

      – Захвачены ли знамена? – спросил он, чтобы хоть немного поднять себе настроение.

      – Нет, сир!

      – А пушки?

      – Тоже нет, сир!

      – Ну а пленные?

      – Ни одного!

      – Что же я буду сочинять для бюллетеня в Париж? – раздосадовано топнул ногой император. – Ради чего я морю голодом и морожу здесь своих ворчунов?

      В ставке Беннигсена тоже совещались. За продолжение боя на следующий день были храбрые Багратион и Ермолов. Осторожный Петр Толстой предлагал дать армии передышку. Беннигсен решил отходить.

      Сражение при Эйлау было еще одной почетной ничьей! Впрочем, современники справедливо оценили Прейсиш-Эйлау, как важный стратегический успех русской армии. Да и Беннигсен доносил об обоих столкновениях в Санкт-Петербург как о своих несомненных победах. Благодарность радостного Александра не знала предела. После Пултуска Беннигсен сразу же стал главнокомандующим, а после Прейсиш-Эйлау получил звезду и ленту Андрея Первозванного с двенадцатью тысячами рублей пожизненной пенсии. «На вашу долю выпала слава победить того, кто еще никогда не был побежден», – восторженно писал российский монарх убийце собственного отца…

      В боевых действиях наметился перерыв. Противники отогревались по теплым избам, дожидаясь весны, чтобы продолжить спор сызнова.

      Российское общество, прознав об Эйлау, ликовало.

      – Это припарка французишкам за Аустерлиц! – смеялись все, радуясь известию. – То ли еще будет впереди, намнем бока якобинцам!

      Как всегда в подобных случаях, разразился одой Державин. На этот раз она звалась иносказательно «Персей