Легион: Рим должен пасть. Карфаген атакует. Ганнибал Великий. Александр Прозоров

мужики быстро заприметили блеснувшую на его груди золотую птицу и кожаный кошель, заткнутый Федором в отсутствие глубоких карманов просто за пояс. И быстро позабыли про своих баб.

      Оттолкнув пьяную красотку, ближайший к сержанту бородатый грек с серьгой в ухе резко выхватил кривой нож из-за пояса и приставил его к груди одинокого путника, что-то шепнув на своем непонятном языке. Хотя смысл казался ясен без перевода: «Деньги давай!» Остальные трое подвыпивших любителей легкой наживы тоже приблизились и обступили его. Путь назад еще манил свободой, и спастись бегством представлялось несложным, но Чайка оскорбился таким приемом в культурной столице античного мира.

      – Что же вы, господа философы?! – рявкнул он, захватывая руку с ножом и делая рывок с уходом в сторону, после чего грек, сделав сальто через голову, с размаху воткнулся ею в стену и затих. – Я к вам со всей душой, а вы? Нехорошо.

      Быстро протрезвев от такой неожиданности, остальные разбойники с большой дороги, вытащив ножи, бросились на него сразу все. Федор недавно отужинал, а потому несколько подрастерял стремительность. Но длительная прогулка к Акрополю его немного порастрясла. Да и опасность заставляла мозг и тело работать вдвое быстрее.

      Ближайший грек, совершив кувырок, последовал за своим другом, также со всего маху врезавшись головой в каменную стену. Раздался хруст – кажется, он сломал шею. Наблюдавшие за дракой барышни взвизгнули. Третий нападавший, здоровенный детина, на две головы выше нехилого Федора, резко взмахнул ножом и чуть не подрезал его. Лезвие распороло жилетку сбоку, но до ребер не достало. Сержант перехватил руку с оружием, зажал и взял на излом в локтевом суставе. Детина взвыл так, словно ему в задницу засунули раскаленный лом и три раза провернули. Чайка оттолкнул визжащее тело – теперь он был не опасен, и взялся за последнего.

      Этот невысокий оказался проворен, как обезьяна. Федор загнал его в конец улицы, где тот долго прыгал вокруг повозки с глиняными кувшинами, перегородившей дорогу почти намертво, размахивая ножом и что-то крича. Наверняка: «Не подходи, сука, а то порешу». Но сержанта эти вопли не испугали – и не такое слышал. Сначала он вмазал ногой слишком близко подобравшемуся греку по коленной чашечке, лишив того подвижности, а потом провел прямой в солнечное сплетение. Когда же клиент уронил руку с ножом, с разворота въехал ногой по голове так, что грек, выпустив нож, рухнул под повозку и больше оттуда не показывался.

      Федор вернулся и неторопливо осмотрел поле боя, оставшееся за ним. Двое были похожи на трупы и лежали без движения, третий убежал – его вопли раздавались в доброй сотне метров от места схватки. Четвертый отдыхал под повозкой. Остались только миловидные пьяные гречанки, которым Федор распугал всю клиентуру. Но они и не думали убегать, а, повизжав немного для порядка, вдруг приблизились к удивленному сержанту и стали его поглаживать, ласково хватая за руки и пытаясь заглянуть в глаза. Они тоже видели его кошелек и,