Имаго. Юрий Никитин

что принадлежит и Отечеству, царю, народу, партии! Сейчас же полная свобода от всего!.. И если человек хочет умереть красиво на дыбе или даже посаженным на кол, то нельзя ему отказывать в таком удовольствии… тем более что для других еще большее удовольствие – сажать его на кол, сдирать с живого кожу, выкалывать глаза, обрезать уши, рвать волосы…

      Вертинский хохотнул:

      – Ты об этом с таким удовольствием? Сам ты не садист?

      Эдуард заколебался, пугливо взглянул на меня, что-то я все время молчу, только слушаю, в самом деле, не пора ли переходить в стан этих сексменьшинств, как раньше перешел в предыдущие, но еще раз посмотрел на наши морды, ответил с двусмысленной улыбкой:

      – Садист есть в каждом, почитайте Фрейда… Добавлю, в каждом из нас! Так что не зарекайтесь. Я считаю, что нельзя мешать людям получать им свои удовольствия. Конечно, если это не нарушает общественный порядок, не создает пробки на улицах, не ведет к увеличению преступности и росту банд.

      Вертинский напомнил:

      – Но они нередко приносят в жертву и младенцев!

      Эдуард поморщился.

      – Вы уверены, что это садомазохисты? Может быть, все же члены сатанинского культа?.. А как вы считаете?

      Он обращался напрямую ко мне. Я ответил с полнейшим спокойствием, хотя внутри моего котла уже кипело:

      – Сатанинские культы тоже разрешены. Наша православная церковь что-то повякала слабо, но власти выдали лицензии, зарегистрировали, так что все путем… Вообще-то я тоже считаю, что надо убрать последние преграды на пути человека к свободе.

      Эдуард расплылся в улыбке, тем более что Вертинский не нашелся, что возразить мне, только пожал плечами. Когда мы вышли на улицу и уже двигались через улочку эсэмщиков к моей машине одни, он спросил сердито:

      – Ты это чего? В самом деле так думаешь?

      – В самом, – ответил я. – Пусть рухнут все плотины разом. Пусть обыватель захлебнется в собственном дерьме.

      Он посмотрел на меня искоса.

      – Жестокий ты человек.

      – Я?

      – Не замечал?

      Я ответил искренне:

      – Нет, абсолютно.

      Он вздохнул:

      – А я давно заметил. И не мог понять, как такая жестокость… или жесткость уживается с твоей, как бы мягче сказать, одаренностью. Ведь ты был надеждой и гордостью нашей профессуры!.. И когда ты вдруг все бросил, ушел… Это был для всех шок.

      Я сказал с неловкостью:

      – Да я вроде бы и сейчас не голодаю.

      – Я знаю, – ответил он с горечью. – Доходили слухи, что ты перепробовал и лингвистику… правда, что искал Универсальный язык, который решит все проблемы?.. и социологию, и математическую символику, и еще кучу странных вещей. Везде преуспел, в деньгах не нуждаешься, хотя мог бы стать миллиардером… но в юриспруденции ты мог ты стать Номером Первым!.. Эх, ладно. Что у тебя? На красный свет снова попер или юсовца сбил?

      – Нужна консультация, – ответил я туманно.

      Он сыто расхохотался.

      – Не