Время для чудес. Людмила Толмачева

Он профинансирует.

      – Петь, ну когда ты из детства выйдешь? Папик… Это же несерьезно.

      – А как мне его называть? Папа? Как-то язык не поворачивается. Батя? Тоже не очень. Димон зовет своего батей, так это нормально. Он у него офицер, клевый мужик, воевал…

      – Разве обязательно нужно воевать, чтобы тебя уважал твой сын?

      – Мам, а ты сама…

      – Что «сама»?

      – Ты уважаешь папика, ну, то есть отца?

      Лида промолчала, не зная, что ответить, засуетилась со своими оладьями, скрывая замешательство.

      – Мне кажется, что не очень, – ответил за нее Петя. – То ругаетесь, то молчите, будто в упор не видите друг друга. С вами сидеть в одной комнате – все равно что в трансформаторной будке жить.

      – Значит, осуждаешь меня?

      Лида выключила газ, повернулась к сыну. Юноша сосредоточенно жевал, запивая оладьи молоком, и старался не поднимать глаза. Лида словно впервые видела его острые скулы, мальчишески тонкую шею с родинкой возле уха, всю его длинную нескладную фигуру, согнутую над кухонным столом.

      Как он вытянулся за этот год, как изменился! Но главные изменения произошли внутри. Он стал больше видеть и понимать, многое подвергать сомнению.

      Лида села напротив сына, машинально потянулась к блюду с оладьями, взяла первую попавшуюся, надкусила.

      – Петь, я знаю, ты осуждаешь меня. Наверное, это естественно в твоем возрасте. Тебе хочется мира в семье. Чтобы я уважала твоего отца… Но уважение надо заслужить…

      – Только без нравоучений! – воскликнул Петя и резко отставил стакан. – Терпеть не могу эту нудятину! Хватит с меня нашей классной, еще ты… Я без тебя знаю, кого и за что уважать!

      – Ну и прекрасно, – как можно спокойнее произнесла Лида, хотя в душе у нее все перевернулось.

      – Что прекрасно? – вновь взорвался юноша. – Что я не уважаю своих родителей? Что не могу позвать к себе друзей? Мне стыдно перед тем же Димоном… Да, стыдно, что вы как волки смотрите друг на друга. А! Чего там!..

      Он вскочил, ринулся к двери, но Лида успела схватить его руку и силой удержать возле себя.

      – Постой. Послушай меня, – сдавленно попросила она. – Я не заметила, как ты вырос, как повзрослел. Ну, не всем родителям дается мудрость. Так бывает. Не суди строго. Твой максимализм…

      – Да при чем тут ваш идиотский максимализм? – с недетской горечью отмахнулся Петя. – Мама, ты же взрослый человек. И даже с высшим образованием. Неужели тебе надо разжевывать простые истины?

      – К-какие и-истины? – впервые в своей жизни заикалась Лида, глядя снизу вверх на ставшего еще выше сына.

      – Простые, мама, – устало выдохнул он. – Не мир нужен нашей семье и даже не пресловутое уважение, а любовь и тепло. Поняла? Душевное тепло!

      Он выдернул руку и пошел в свою комнату.

      Оглушенная, она тупо смотрела в перспективу коридора, где за поворотом давно исчезла фигура сына. Вдруг из Петиной комнаты зазвучала музыка. Неосознанно пошла мать к сыновней комнате, остановилась у закрытой двери, и в этот миг музыка оборвалась. Раздался Петин голос, бодрый, невозмутимый, словно и не было тяжелого разговора с