Всегда буду рядом. Ольга Покровская

меня Стас в дверях аудитории, после того как мы уже сдали наши исписанные листки.

      – Болдин? – удивилась я.

      Я для себя как-то еще на первом экзамене решила, что Болдин – это тот самый дедок с седыми локонами, председатель приемной комиссии.

      – Ну да, Болдин, – кивнул он. – Режиссер. Ты его не узнала, что ли? Это же он сегодня к нам был приставлен.

      – Я… я как-то не обратила внимания, сосредоточилась на монологе, – отозвалась я.

      – А о ком ты писала? – не отставал Стас.

      И я, бросив:

      – Военная тайна! – показала ему язык и вышла в коридор.

      А сама подумала: «Вот, значит, какой он, этот загадочный Болдин».

      Результаты экзаменов нам объявляли через два дня. К этому времени мы с Кирой уже несколько раз, обмирая от волнения, искали ее фамилию в списке выставленных оценок. За первый экзамен у нее стояло три, за второй четыре. Ситуация, в общем, складывалась – на грани. Что меня удивило, так это то, что и собственные отметки я искала в столбце со странным волнением. Я пыталась напомнить себе, что вообще не собиралась сюда поступать, что пришла только ради Киры. Но отчего-то тот случай на экзамене, тот разговор о Катерине как-то переменил мое отношение к происходящему. И я всерьез стала задумываться о том, что, может, и в самом деле неплохо было бы здесь учиться. Примерять на себя разные роли – и ту же Мэгги-кошку, и Бланш Дюбуа, и даже эту саму-то Катерину. И спорить, спорить о моих любимых героинях с этим самым… Болдиным.

      После сочинения нас еще снова просматривали, загоняли на сцену, просили что-то прочесть, пройтись, решали, видимо, кто перспективен, кто на что способен, кто останется на курсе, а кто нет.

      И наконец настал час Х – день, когда нам должны были объявить высшую волю. Все абитуриенты собрались в уже знакомой нам аудитории, той, где мы писали последний экзамен. За длинным столом заседала приемная комиссия. Дедок в седых локонах по очереди называл фамилии и сообщал, прошел ли данный студент отборочные испытания или нет.

      – Абрамов. Ну что же вы, дорогой мой. Басня у вас была прекрасная, а вот дальше – увы. Что ж, попытайте счастье на будущий год.

      И несчастный Абрамов, угрюмо повесив голову, топал к выходу. А дедок уже распинался дальше:

      – Беляева. Фактура у вас замечательная, деточка, но вот…

      Кира, сидя рядом со мной за партой, все крепче сжимала под столом мои пальцы. Я морщилась от боли, но отнять у нее руку не решалась. Слишком у нее напряженный, сосредоточенный был вид. Она будто бы пыталась загипнотизировать старика, заставить его сказать именно то, что она ждала услышать.

      – Кравцова, – наконец объявил дедок и обвел аудиторию глазами.

      Кира дернулась и гордо вскинула голову. А председатель лишь покачал головой:

      – Увы-увы.

      И тут неожиданно вступил тот самый Болдин.

      – Внешность у вас, прямо скажем, заметная, – холодно объявил он. – И, не скрою, приемная комиссия была настроена