Государь. Никколо Макиавелли

гонфалоньерами и входили в правительство в те годы, когда городом правили богатые купцы и сукноделы, которых именовали тогда «жирный народ». Однако никто из предков Никколо ничем особенным себя не прославил. Богатства они тоже не нажили. Отец Никколо, мессер Бернардо ди Никколо ди Буонисенья, не был уже даже «жирным». Правда, у него сохранилось небольшое имение в Сант-Андреа подле Сан-Кашано, но доход оно приносило мизерный. «Я родился бедным, – скажет потом Макиавелли, – и познал тяготы нужды прежде, чем радость жизни».

      Но на книги деньги выкраивались. В доме имелось первое печатное издание «Истории» Тита Ливия, и маленький Никколо читал ее взахлеб. Юстин служил ему учебником. То «постоянное чтение древних», о котором говорится в посвящении к «Государю», началось достаточно рано. Полибий, Аристотель, Макробий, Присциан, а также итальянские историки XV века были усвоены задолго до того, как Никколо Макиавелли с головой погрузился в политику.

      Юный Макиавелли любил Данте, Петрарку, Боккаччо и увлекался флорентийским фольклором. Еще при жизни Лоренцо ди Медичи он сочинил несколько карнавальных песен, в которых нетрудно обнаружить влияние литературной манеры этого самого блистательного из всех «хозяев» Флоренции, да, пожалуй, и всей Европы. Но в окружение Лоренцо Макиавелли не попал. И не потому, что он был беден или не обладал нужными связями. Связи как раз имелись. Не было, по-видимому, большого желания служить «тирану», как называли Лоренцо его многочисленные враги и противники. В эпоху Возрождения «История» Тита Ливия воспитывала ярых республиканцев.

      Однако и после изгнания Медичи из Флоренции Макиавелли довольно долго оставался не у дел. Джироламо Савонарола, несмотря на все его истерическое народолюбство, большой симпатии у Макиавелли не вызвал. Об этом свидетельствует письмо к Риччардо Риччи, в котором проповеди тогда еще всемогущего правителя Флоренции названы «враками». Савонарола считал себя орудием Бога, и скептику Макиавелли, у которого не было даже собственной Библии, это казалось весьма забавным. Он был уверен, что Савонарола просто хитрит и шарлатанит. Ему импонировали смелые нападки брата Джироламо на папу Александра VI Борджа, на Рим, на попов, но он никогда не мог одобрить ни фанатического стремления Савонаролы превратить Флоренцию в один сплошной доминиканский монастырь, ни тех методов, которыми пытался воздействовать на суеверные народные массы монах-диктатор. В «Государе» и в «Рассуждениях о первой декаде Тита Ливия» Макиавелли будет ссылаться на опыт Савонаролы только как на печальный опыт неудачного политика, «безоружного пророка», не сумевшего в нужный момент опереться на реальную силу, и поэтому «введенные им порядки рухнули, как только толпа перестала в них верить, у него же не было средств утвердить в вере тех, кто еще верил, и принудить к ней тех, кто уже не верил» («Государь», VI).

      Падение Савонаролы открыло Макиавелли путь к государственной службе. В 1498 году, когда ему исполнилось