Майя. Ричард Адамс

хлебушком, – попросила старшая.

      – Ой, Майя, мне ж ничего не останется!

      – Дай кусочек, не жадничай. Есть хочется, сил нет. А я ужином с тобой поделюсь.

      – Знаю я твои кусочки, – вздохнула Келси и чумазыми пальцами отщипнула корку.

      Майя взяла хлеб, задумчиво пожевала, проглотила.

      – Пусть только попробует меня без ужина оставить, – сказала она.

      – Ага, она к тебе придирается, – с детской непосредственностью заявила Келси. – Похоже, за что-то невзлюбила, вот только за что, не пойму.

      – Не знаю, – пожала плечами Майя. – Да мне на нее плевать!

      – Она сегодня весь день жалуется, мол, ты уже взрослая, а от работы отлыниваешь, по хозяйству не помогаешь, ей все самой делать приходится. А еще говорит…

      – Мало ли что она там говорит! Таррин не приходил?

      – Нет, как с утра ушел, так еще не возвращался. Ну, я побегу, – сказала Келси, дожевав последние крошки хлеба, и вприпрыжку помчалась по тропе.

      Майя неспешно, с ленцой, направилась к дому. У дверей хижины она остановилась, сорвала с куста оранжевый цветок санчели и воткнула в волосы за левым ухом, откинув за спину мокрые пряди.

      На порог выбежала пухлая малышка лет трех и уткнулась Майе в колени. Майя, подхватив сестренку, расцеловала ее в румяные щеки:

      – Куда это ты несешься, Лиррита? Никак в Теттит собралась?

      Малышка рассмеялась. Майя с улыбкой стала раскачивать девочку, негромко напевая:

      Мы с Лирритой отправимся в поход,

      Возьмем верный меч и острый кинжал,

      В Бекле нас знатный красавец ждет…

      – Ты всю ночь будешь горло драть, лентяйка этакая?! Лишь бы по округе шляться, тварь! – донеслось из хижины.

      Изможденная женщина помешивала варево у очага. Лицо со впалыми щеками еще хранило очарование былой красоты – так в вечернем небе заметны отсветы уходящего дня. Черные волосы припорошила печная зола, а глаза, воспаленные от дыма, глядели зорко и недовольно.

      Даже в сгустившихся сумерках обстановка хижины выглядела убого. На земляном полу повсюду валялся мусор: рыбьи кости, очистки, огрызки и кочерыжки, прохудившееся ведро, грязное тряпье, какие-то прутики и хворостинки – Лиррита, играя, вытащила их из поленницы. К вони прогорклого жира примешивался сладковатый запах детской мочи. Пламя в очаге освещало треснутое весло у дальней стены. По хижине метались длинные дрожащие тени.

      Женщина, не дожидаясь ответа Майи, опустила половник в котел, обернулась и угрожающе подбоченилась, выставив тяжелый живот. Из-за сломанного переднего зуба в речи слышалось змеиное шипение.

      – Келси еще коров не пригнала, Нала белье во дворе собирает – ну, если его с веревки не стянули… Отчим твой невесть где шляется…

      – Я уж давно белье принесла, – объявила чумазая девятилетняя девочка, полускрытая грудой плетеных корзин в темном углу. – Мам, дай поесть!

      – Ах, вот ты где! Сначала приберись тут, а потом есть проси. Пол вымети,