Наталия Гончарова. Счастливый брак. Лариса Черкашина

Царь Ярб, покоренный красотой и умом Дидоны, настойчиво домогался ее руки, но она, желая сохранить верность погибшему мужу, его памяти, по собственной воле взошла на жертвенный костер…

      Была и другая версия этого мифа, ставшая известной благодаря героическому эпосу «Энеида» римского поэта Вергилия. Царица Дидона страстно полюбила троянского героя Энея, корабль которого страшная морская буря забросила к Карфагену. И когда божественный Юпитер послал к Энею гонца с приказом плыть в Рим, Дидона предпочла смерть на костре разлуке с любимым. Но перед своей гибелью она предсказала кровавую вражду Рима и Карфагена. Пророчество ее, как известно, сбылось.

      Миф о карфагенской царице Дидоне был чрезвычайно популярен в европейском искусстве XVII–XVIII веков. Не счесть, сколь много композиторов, поэтов и драматургов вдохновил он на создание опер, поэм и пьес, посвященных великой вдове древности. В России снискали известность две драмы, написанные по мотивам римского мифа с одинаковым названием «Дидона» – Я.Б. Княжнина и М.Н. Муравьева. Воспели жертвенный подвиг царицы и прославленные западные живописцы – Гверчино, Тьеполо, Рубенс запечатлели на своих полотнах героическую смерть Дидоны.

      Да и сам Пушкин прекрасно знал этот поэтический миф. В стихотворении «Калмычке», написанном им по пути на Кавказ, всего через три недели после первого неудачного сватовства к Натали Гончаровой, есть такие строки:

      Не погружаешься в мечтанье,

      Когда нет мысли в голове,

      Не распеваешь: Ma dov,è…

      «Ma dov,è» – так начиналась ария из итальянской оперы «Покинутая Дидона». И в заметках о русском театре Пушкин пишет об игре одной актрисы «в роли Дидоны» в пьесе Княжнина. И даже о сценическом костюме карфагенской царицы есть упоминание поэта – «в венце и мантии».

«И прелесть Гончаровой»

      Встреча Пушкина с «живописной» Дидоной состоялась весной 1830 года в Архангельском, подмосковном имении князя Николая Борисовича Юсупова.

      Где циркуль зодчего, палитра и резец

      Ученой прихоти твоей повиновались…

      Из обычной подмосковной Архангельское стараниями князя превратилось в «Русский Версаль», – загородную резиденцию, поражавшую гостей изысканностью дворцово-паркового ансамбля: триумфальными воротами, великолепным зеленым партером, статуями, террасами, павильонами, храмом-памятником Екатерине II…

      И хоть беды, одна страшней другой, преследовали его детище (война 1812 года, бунт господских крестьян, пожар в 1820-м), всякий раз Архангельское возрождалось и хорошело. Правда, москвичи видели иную причину всех злоключений барской усадьбы. «Бедный Юсупов! Бедное Архангельское! – восклицал современник. – Зачем он эдакое имя оставил: архангелы, я думаю, ему не очень покровительствуют, ибо он часто возит туда своих мамзелей». Впрочем, слабость простительная для вельможи, чья молодость пришлась на куртуазный восемнадцатый век.

      Милостями матушки-государыни Екатерины Николай Юсупов был вознесен на небывалую высоту. Именно с ее рекомендательными письмами