Ледяной клад. Сергей Сартаков

пальцев завязывая на папке тесемки двойным бантиком.

      – Устроился? – повторил Цагеридзе. – Да. Кажется, я пока устроился. Вот здесь. По теории, в поселке должен быть комендант. По той же теории, он отводит вновь приехавшим людям жилье. Мне никто ничего не отвел. Значит, или нет коменданта, или нет жилья. Неважно. Утром я разберусь.

      – Да, тут у нас действительно было пока междуцарствие, – виновато сказала Баженова. – Получается, что вас даже, как начальника, и не встретили. Ну, лошадь за вами послали, потому что автомашины в Покукуй по снегу никак не проходят. А вот почему на собрание не пришел ни комендант, ни Василий Петрович… Все-таки это время он у нас был вроде за старшего, – и вдруг оживилась: – А может, он думает, что вы заедете прямо к нему на квартиру? Там и ждет. С комендантом.

      – A-а! Другое дело. И, как говорится, прямо с ключами от моей квартиры?

      – Ну, что вы! Где же… хотя… не знаю… Нет! Разве только успели кого-нибудь из семейных переселить, – она все время как-то колебалась. – Переселить… Так все равно вроде бы совершенно некуда, с жильем-то у нас пока шибко тесно. Поселок, по плану, еще не отстроился. Ну, да вы, понятно, себе найдете. Лопатин, прежний-то наш начальник, своей квартиры совсем не имел, не стремился иметь, жил у одиноких женщин. В разных местах жил… Вот и ходят про него такие разговоры. Были, понятно, и факты. Поэтому и Женька Ребезова сказала… – Баженова наконец собрала все со стола, надвинула платок на голову, зажала его концы подбородком и стала натягивать на плечи стеганое пальто. – Если бы не это, я вас хоть к себе пока пригласила бы, что ли. Ночь же. А идти ко мне ближе, чем к Василию Петровичу. Тот в самом дальнем конце поселка живет. Как же вы на костылях? Но, как хотите, я могу вас отвести и туда.

      Цагеридзе пожал плечами:

      – Не понимаю: к себе вы приглашаете или не приглашаете?

      – Почему же? Пригласила бы…

      – Ага! Сообразил. Боитесь, про вас тоже пойдут разговоры.

      – Ну, мне-то что! – с какой-то отчаянностью усмехнулась Баженова, и на этот раз Цагеридзе особенно близко увидел ее редкие, очень красивые зубы, – Мне это не страшно. Я ведь не одинокая. Не только одну ночь, хоть и больше живите. Про вас говорить станут.

      – А почему про меня?

      – Да так… Знаете ведь…

      Тогда пойдемте к вам. Люблю, когда про меня говорят!

5

      Домик Баженовой оказался тоже не очень-то близко от конторы. Во всяком случае, Цагеридзе так показалось. Они долго брели по звонкой, прикатанной дороге вдоль кривой улицы, потом свернули в какой-то закоулок, на узенькую, рыхлую тропинку, шириной всего в один след, и Цагеридзе никак не мог к ней приспособиться на своих костылях – все время оступался, кряхтел от боли, когда особенно неловко подкашивался протез. Баженова шла впереди, не останавливаясь и не оглядываясь на Цагеридзе, но хорошо применяясь к его шагу, должно быть, по слуху.

      – Осторожнее, здесь под снегом пеньки, – иногда через плечо бросала она.

      А больше молчала. И Цагеридзе был этому рад. Не до разговоров. Скорее бы в тепло, выпить стакан горячего чая – водки, конечно,