Остров Надежды. Аркадий Первенцев

дымком и перегретой смазкой. Люди, спешившие встречать прибывших, казались излишне учтивыми, а улыбки фальшивыми.

      Невесело направился Ушаков к стоянке такси, думая о том, в самом ли деле Бударин забронировал номер или придется унижаться перед администраторами.

      Его обогнал Ваганов со своими приятелями, респектабельно одетыми представителями технической элиты, веселыми, с развевающимися шарфами невероятных расцветок и размашистыми жестами.

      Из черной машины с желтыми фарами выскочил еще один, приехавший для встречи.

      – Ми-илай! – Толстенький, шумливый, он шутовски подкатил к Ваганову. – Здравствуй! – Объятия. – Век тебя не видел, Кирилл! Повернись-ка! Ого, раздобрел, заважничал, столичная бестия! Спасибо, уважил глухую провинцию, обитель великого зодчества!

      Дмитрий Ильич не выносил подобного громкоголосого, невесть откуда почерпнутого стиля поведения – ёрничество «бывших мальчиков». Он не стал вслушиваться в дальнейшие дружеские излияния. Ваганов и его приятели сели в машину, громко перекидываясь шутками.

      Ушаков поднял воротник, направился к выходу в город в несколько поредевшей толпе.

      За ним кто-то шел, не обгоняя его. Даже дыхание слышал, неровное, сдерживаемое. Он замедлил шаги, его не обогнали. Тогда он круто повернулся и лицом к лицу столкнулся с дочерью.

      – Ты? – только и сумел вымолвить он внезапно окоченевшими губами.

      Она пошла рядом, избегая его взгляда, пряча подбородок в пушистый мех.

      – Я не могла поступить иначе, папа. Ты имеешь полное право сердиться. Извини меня…

      Дмитрий Ильич еще не мог овладеть собой, заторопился, не отвечая на ее оправдания. Он еще и сам не знал, как поступить, как держаться.

      – Я не помешаю тебе, – продолжала она настойчиво и отчужденно. – Остановлюсь у подруги. – Ее голос прозвучал суше. Она отстала.

      – У тебя в Ленинграде подруга? – спросил он, подождав. – Что-то я не помню.

      – Мама знает, – упрямо ответила Зоя. – Живет на Таврической.

      На площади крутилась поземка. Сухой снег шелестел у ног, забирался под пальто.

      Усевшись в такси, Дмитрий Ильич почувствовал озноб во всем теле. Машина повернула на Невский. Зоя смотрела через заиндевевшее стекло на неприветливый, серый строй зданий, одинаково мелькавших перед нею. Ей тоже было зябко – не только от мороза. Ей не хотелось огорчать отца, но все же она решила настоять на своем. И это свое личное было для нее всего дороже.

      – Попроси остановиться. Я здесь сойду. Вон за той остановкой.

      – Ты поедешь со мной.

      – Куда?

      – В «Асторию».

      – Самый лучший отель. – Зоя откинулась на спинку сиденья, щелкнула замком, открывая сумочку.

      – И это ты знаешь?

      – Немного… – Она посмотрела в зеркальце, поправила волосы. – Я тебя не стесню, папа?

      – Меньше, чем свою подругу, – буркнул он, несправедливо приписав ей в уме сотню смертных грехов, возмущенный ее тоном, хладнокровием, этим зеркальцем,