Я оцепенел, онемел, сжался в комок. Невыразимая боль за русских ребят, за русский народ, за мое родное племя, за мою единственную и неповторимую нацию пронзила меня насквозь. Горечь за мой народ, который никому не нужен и за который никто не болеет. В первую очередь не болеет власть, начальство. Я едва доковылял до жилой зоны, до своей камеры, плюхнулся на нары, но почти не спал эту главную ночь в моей жизни, ночь с 21 на 22 сентября 1963 года. Утром я проснулся русским националистом, каковым остаюсь и по сей день. И хотя Александр Орлов пишет обо мне периода «маяковки»: «националистом он был всегда»
[17], я же был тогда наполнен всякого рода «синдикализмом», ницшеанством, суперменством и прочими примесями. Теперь все эти примеси – по борту. Есть только русский народ и русское дело. Я понял, что отныне в жизни у меня ясная и точная цель – бороться за свой народ, защищать свою нацию. Те, кто не любит русских, – мои враги. Никакого так называемого шовинизма у меня нет и сегодня. Я люблю дружественные нам нации (например, сербов, абхазов, осетин) и не трачу время на тех, кто не любит нас. Мне некогда о них думать, ибо забота о недругах отнимает время от русской заботы. Я понял также, что именно русофобы клеймят изо всей мочи «русский национализм». Всех устраивает национализм эстонский, литовский, польский, грузинский, британский, еврейский и какой угодно. Не устраивает только русский. Н.Я.Данилевский приводит высказывание одного европейца: «Взгляните на карту, разве мы можем не чувствовать, что Россия давит на нас своею массою, как нависшая туча, как какой-то грозный кошмар?»
[18] Но когда эта «туча» реально угрожала Европе? «Все войны до Петра велись Россией за собственное существование, – за то, что в несчастные времена ее истории было отторгнуто ее соседями». А войны, например, начала XIX века велись не за русские, а за европейские интересы, Россия «с достойным всякого удивления геройством приносила жертвы на алтарь Европы»
[19]. Прозорливец Достоевский отметил, что их, людей Запада, «смущает теперь и страшит, в образе России, скорее нечто правдивое, нечто слишком уж бескорыстное, честное, гнушающееся и захватом и взяткой». И «этот взгляд на неподкупность внешней политики России и на вечное служение ее общечеловеческим интересам даже в ущерб себе оправдывается историей… В этом наша особенность сравнительно со всей Европой»
[20]. Только в XX веке, единственный раз за всю историю вывернутая наизнанку и даже переименованная Россия в лице СССР навязала марксизм Восточной Европе. Впрочем, почти с согласия своих военных союзников США и Великобритании. Но ведь экспортировали не свою исконную идеологию, а европейскую. В ГДР страшно гордились, что Маркс и Энгельс вернулись на немецкую землю. А самой России от этого что-нибудь обломилось? Ничего абсолютно. Еще Ленин и Троцкий готовы были сжечь Россию на костре мировой революции. А вот во все предыдущие века, когда наши цари следовали национальным интересам, Россия НИКОМУ не угрожала.
Либеральный