Манифест киборгов: наука, технология и социалистический феминизм 1980-х. Донна Харауэй

культура преобразуются: первая не может быть больше ресурсом для усвоения или поглощения последней. Отношения, обосновывающие формирование целостностей из частей, включая полярность и иерархическое господство, оказываются под вопросом в мире киборгов. Вопреки надеждам франкенштейновского монстра, киборг не ожидает от отца, что тот спасет его возрождением сада, то есть изготовлением гетеросексуальной пары, восполнением его в конечной целостности, городе и космосе. Киборг не мечтает о сообществе, устроенном по образу органической семьи, на сей раз без эдиповой проекции. Киборг не узнал бы Эдемского сада, он не из праха создан и не может мечтать о возвращении к праху. Возможно, именно поэтому мне хочется увидеть, сумеют ли киборги подорвать апокалиптику возвращения к ядерному праху в маниакальном желании дать имя Врагу. Киборги не почтительны, они не помнят космоса. Они остерегаются холизма, но нуждаются в связи – у них, кажется, природное чутье к политике единого фронта, только без авангардной партии. Главная беда с киборгами – это, конечно, то, что они являются незаконными отпрысками милитаризма и патриархального капитализма, не говоря уже о государственном социализме. Но незаконное потомство часто идет наперекор происхождению. В конце концов, не суть важно, кто их отцы.

      Я вернусь к научной фантастике о киборгах в конце текста, а сейчас мне хочется отметить три ключевых крушения границ, которые делают возможным нижеследующий политически-фантастический (политически-научный) анализ. К концу XX века в Соединенных Штатах научная культура, граница между человеческим и животным, во множестве мест прорвана. Последние островки уникальности утратили чистоту, если не были обращены в парки-аттракционы – язык, орудия труда, социальное поведение, мыслительные события. Нет ничего, что действительно убедительно фиксировало бы разграничение человеческого и животного. Многие люди не чувствуют больше потребности в таком разграничении – наоборот, многие ответвления феминистской культуры утверждают удовольствие от связи с человеческими и иными живыми существами. Движения за права животных – это не формы иррационального отказа от человеческой уникальности, это ясное и сознательное признание связи, пересекающей дискредитированную брешь между природой и культурой. Биология и эволюционная теория за последние два столетия вывели современные организмы как объекты познания и одновременно свели черту между человеком и животным до едва заметной линии, заново наносимой в идеологической борьбе или профессиональных спорах между науками о жизни и социальными науками. В этом контексте преподавание современного христианского креационизма следует заклеймить как форму издевательства над детьми.

      Биологически-детерминистская идеология – лишь одна из позиций, открытых в научной культуре для дискутирования о смыслах человеческой животности. Для радикальных политических кругов остается немало места, чтобы оспаривать смыслы прорванной границы