Стратегия. Гоблин. Вадим Денисов

в теме. Как говорят, в материале, хоть экспертом выступай.

      И вот однажды мне приснился первый в бесконечной череде, совершенно знаковый сон.

      В нем я совершенно непонятным, ни разу не объясняемым мне образом и способом доставки внезапно оказывался в блокадном Ленинграде. Зимней ночью. Прямо как попаданцы из фантастических романов о Великой Отечественной войне.

      Тогда меня выбросило в узкой подворотне.

      Выглянув за обшарпанный угол здания, я совсем рядом обнаружил заиндевевшее крыльцо старого четырехэтажного дома на Фонтанке. Ну, это я для простоты так говорю, на самом же деле в этих снах – а их было много – не имелось точных адресов и полного соответствия с картой города, надежно место попадания не лоцировалось. Скорее всего, я имел дело с неким синтезом, моделью местности. Однако твердо знаю, что Пять Углов находились где-то рядом. Интересно, что, неоднократно приезжая в Питер, я, как ни старался вспомнить и сопоставить как можно больше деталей, ни разу не нашел места выброса. Вроде бы все вокруг похоже на то, что видел во сне: мост, парадная, переулок рядом, тот, да не тот… И не больше. Потому что вон там – тоже вроде похожее место. И вот здесь.

      Оказавшись в этом мире-модели, со второго раза я уже твердо знал, куда именно попал и в какое время.

      А вот зачем…

      На улице было мертвенно-пустынно, темно, холодно и страшно, и я быстро просочился в парадную. В подъезд, если по-нашенски. Там, в вязкой реальности сна, я не чувствовал никаких физических ограничений или ущербности, реакция и органы чувств работали отлично. И с каждым входом в Блокаду, как я называл эти непостижимые перемещения, ощущал такую прозрачную и холодную ясность рассудка, что становилось страшно.

      Мне там вообще частенько становилось страшновато, и совсем не от тех вещей, которых можно было бы опасаться молодому, крепкому и готовому ко всему мужику. Там не было перестрелок, рукопашных схваток и погонь, я не участвовал в пригородных боях, не работал на заводе и не ловил с милицией диверсантов или мародеров. Разрывы артиллерийских снарядов и бомбежки города авиацией фашистов были почти единственной серьезной опасностью. Почти.

      Итак, я зашел в подъезд. Не помню, какая именно была на мне экипировка, но замерз я быстро, и в следующих снах в одежде сама собой произошла необходимая корректировка. Широкие перила с набором тяжелых точеных балясин, ячеистые окна, заклеенные полосами бумаги, латунные основания светильников без лампочек. Электричество на лестничные клетки не подавали, энергия попадала только в жилые квартиры. Да и то далеко не во всех районах и не всегда. Батареи отопления в подъезде, понятное дело, не работали, поэтому холод стоял собачий.

      Куда идти? Тогда, в первый раз, я плохо понимал, что произошло, почему-то казалось, что в этом Питере вообще нет ни одной живой души… Что делать, замерзну ведь! Хоть костер разжигай. Так не из чего!

      Хорошо, что входные двери закрывались достаточно плотно, в предбаннике сугробов