Имперский раб. Валерий Сосновцев

-казарма с кладовой, где приготовлено немного провизии, вода да воинский припас на сутки боя. Словом, сторожевая застава.

      Солдаты не доверяли местным казакам. Те не верили солдатам и попрятались неведомо куда – выжидали.

      С юга к посту двигалась толпа, человек в пятьсот. Было там больше пеших, меньше конных. С телегами, медленно, в беспорядке приближались они к укреплению галдящим табором.

      Уже около года в Российской империи полыхал пугачевский бунт, начавшийся западнее этих мест, в Яицком казачьем войске. Восставшие легко разбивали игрушечные правительственные крепости. По всему видать, зная малость гарнизона Донгуза, и в это сентябрьское утро 1774 года одна из ватаг бунтовщиков шла брать пост без всякой опаски.

      – Канониры, орудие картечью зарядить! Фитиль вздуть! Быть наготове! – скомандовал Ефрем.

      Он поставил по наблюдателю с трех сторон ограды, одиннадцать человек собрал на южной и четверых оставил в резерве. Одного солдата отрядил на коне в Оренбург, с просьбой о помощи. Может, доскачет в сумерках, минует кочевников, бунтовщиков, волков…

      Пугачевцы подошли шагов на сто. Ефрем даже удивился увиденной пестроте: кого тут только не было. И казаки, и киргизы, и мужики, и беглые солдаты, и бог весть еще кто. Пестрота была во всем – в одежде, в оружии. Над толпой царил беспорядок и бесшабашный гвалт.

      «Ну, если Бог не попустит сразу помереть, – подумал Ефрем, – с пушкой да умеючи мы день-то продержимся. Тут множеством нас не запугать!.. Поспел бы гонец да начальство поторопилось!..»

      Такими мыслями Ефрем более подбадривал себя, нежели рассуждал о грядущем бое.

      – Эй, в крепости! – крикнул выехавший из толпы на пегом коне здоровенный детина-бородач. – К вам есть послание от Богом спасенного государя нашего, Петра Федоровича!

      – Не отвечать! – приказал Ефрем.

      Толпа повстанцев затихла, с любопытством вслушивалась.

      – Эй, оглохли вы там, что ли? – снова крикнул бородач.

      Солнце уже приподнялось над безоблачным горизонтом и осветило треуголки притихших за тыном солдат. Бородач, косо глядя на крепость, прислушивался, ждал. Солдаты молчали.

      – Если добром откроетесь и покоритесь, то воля вам всем будет объявлена! – теряя терпение, крикнул бородач. – Не откроете – всех перебьем, так и знайте!

      Он замолчал, прислушался… За стеной тишина.

      – Они, слышь-ка, – крикнули задорно из толпы, – от счастья онемели, видать!

      Бунтовщики дружно захохотали.

      – Да нет, они портки менять побегли! Им недосуг ответить! – подхватил кто-то.

      Еще раз залпом грянул хохот.

      – Ну, как хотите! – перекрывая смех, гаркнул бородач. – Айда, робяты на тын, вали их, сволочей!

      С визгом, криком и матом мятежники ринулись на вал. Заколыхались над их головами копья, сабли, дубины, вилы…

      На стене, из-под сброшенной попоны, в амбразуре сверкнуло начищенное до золотого блеска орудие. Почти в упор нападавшим грянул выстрел. Визг картечи сменился протяжным воем страха и боли. Вслед за орудием без передышки солдаты дали несколько залпов из заранее приготовленных заряженных ружей.

      Нападавшие, вопя и давя друг друга, быстро скатились вниз, отступили. На валу и подле него осталось лежать дюжины две трупов и раненых. Солдаты быстро перезарядили орудие.

      У подножия крепостного холма, всем хорошо было видно, бился в судорогах пегий конь, а в такт ему болталось из стороны в сторону тело мертвого бородача, предводителя мятежников. Окровавленная голова его елозила в пыли, а застрявшая в стремени нога дергалась на брюхе коня как живая. Очень скоро смертельно раненное животное с трупом бородоча в седле затихло. Стонали раненые. Некоторые из них пытались ползти, крича:

      – Братцы, братцы, Христа ради… братцы!

      Другие просто вопили бессвязно. Солдаты из крепости не добивали их. Берегли заряды.

      Мятежники отдышались и враз, дружно загалдели. С получаса в их стане гомонили. Из крепости молча наблюдали. Наконец толпа разделилась на две половины. Одна половина обходила пост справа, становясь против солнца. Оставшиеся без промедления снова бросились к стене.

      – Пали! – крикнул Ефрем канонирам.

      Когда ухнул выстрел, снова приказал:

      – Подхватывай, братцы, пушку! Поше-е-о-ол!

      Ефрем и трое солдат подхватили орудие на заранее приготовленные носилки и бегом потащили его к восточной стене, к амбразуре, тоже приготовленной загодя. Там вторая половина мятежников уже лезла на вал.

      На прежнем месте оставшиеся солдаты палили залпами из ружей.

      На восточной стене после ружейной пальбы дали выстрел картечью из пушки и снова ружейный залп.

      Мятежники еще стремительнее, чем, в первый раз, отхлынули вниз. Еще десятка два убитых и раненых остались лежать возле стен укрепления.

      Бунтовщики растерялись. Им показалось, что гарнизон имеет несколько пушек и немалое число солдат. В замешательстве